Юрий Слобода - Дорогами совдепии

Предмет, вещь, организм, находящийся и движущийся в пространстве, оставляет за собой молекулярный шлейф – «запах ауры», по которому его можно распознать и отследить. А данный сигнал преобразовать в голограмму некогда реально существовавшего предмета, вещи и организма.

Сколько индивидуумов на Земле, столько и «запахов ауры». В окружающем нас мире, их множество.

Ничего в мире не исчезает бесследно, по меньшей мере на определенном отрезке мироздания. И воссоздать копию событий и исчезнувший организм в виртуально-реальной действительности голограммной проекцией – станет возможным. Однако, попасть в дни минувшие можно будет лишь созерцателем-зрителем, а не участником прошедшего времени.

Мы увидим реально исторических личностей и безымянных героев, и обывателей тех времён. Мы окунемся в атмосферу их жизни и быта, смоделированную не сценаристами и жанровой режиссурой по воспоминаниям лже-очевидцев или академической фантазией писателей-современников.

Мы узнаем их другими, но увидим, какими их помнит до сих пор Земля.

А они не увидят нас…

Вот такая Машина Времени возможна.

Не правда-ли? Ведь ничего нет невозможного в нашей космической реальности.

«Это было ещё в ту далёкую пору, когда ручные животные были животными дикими… Человек, конечно же, был тоже дикий… И никогда бы ему не сделаться ручным, если бы не женщина»

Р. Киплинг

Был первобытно общинный коммунизм. Может быть, через тысячу лет… Может, больше или меньше. Не важно… Не было чёрных, белых и красных. Никого не было. То есть, не совсем, чтобы никого, кое где человека ещё можно было повстречать – первобытного человека будущего. Жившего в стае таких же.

Всё прочее, что иногда всплывало воспоминаниями во снах и о чём толковали шаманы стаи – было забытым прошлым… в котором очутилась планета… может, тысячу лет назад… Может, меньше. Не важно…

Увядала зима. Лес уже выворачивал белую шкуру. Латая кожею бурых оврагов. Стягивая жилами корней, вытряхивая старые гнёзда. Напившись свежей студёной крови только что родившегося ручья, он расправлял старый хребет. Стремительно разбрасывал мощные зелёные крылья. Он раскрывался, лопнув животом почки, и молодые ростки, ещё слепые и мокрые, отовсюду тянулись к его большому зелёному вымени. Через время, заматерев, они уже вонзали в его зелёную шкуру острые коготки. Прорывались первыми напиться солнца.

Пузатая муха, шлёпнувшись на лист, отползла в укромное место, чтобы подарить лесу уродливых своих детёнышей. И, приложив косматую лапу к животу, лес чутко вслушивался, как проклёвываясь, бьётся сердечко каждой твари внутри.

Дикая женщина из дикого леса сидела на траве. Уцелевшее человечество начинало свой путь заново.

Женщина и в те времена была так же красива. В чёрной густой косе запуталась серебристая паутинка, словно в воронёном крыле белое пёрышко… Подставив большой круглый живот солнцу, женщина улыбалась. Лучи лизали его мягким языком.

За последние несколько сотен лет, была большая редкость – рождение нормальной человеческой жизни. Что-то ужасное произошло в прошлом и бесплодие охватило расу людей… А когда что-то, всё же, удавалось зачать… это «что-то» и появлялось таким же… Всплывают в сознании следующие строфы:

«Родила царица в ночь не то сына, не то дочь;

Не мышонка, не лягушку, а неведому зверюшку»…

Но этих строф не знал никто, это было из прошлой жизни… Которая иногда возникали в памяти Розы Андреевны, женщины за номером dklfopr778590484//R/A9kmm. Тогда, очень давно, что-то не так произошло с жителями планеты… происходило медленное вымирание… Не было войн, успешно побеждали вирусы и эпидемии совершенными препаратами и вакцинами. Но население уменьшалось, смертность превышала рождаемость, которая стремительно сокращалась…

У R/A9kmm, тоже не было потомства… R/A9kmm снова прильнула к монитору, внимательно рассматривая и изучая первобытную женщину будущего.

Лесная женщина гнала от себя дурные мысли, как надоедливых ос… Она так ждала своё чадо и надеялась на лучшее. Она закрывала глаза, представляя своего малыша.

– Внутри ещё маленький зверёк с головою рыбы. Он плавает, и я слышу удары его хвоста. Я превращу его в мудрое существо, с головой человека. Эта жизнь только начинается. Вырастают, как стебли, кости. Прорастают пальцы и набухают влажными вербными почечками глаза. Мышонком трепетало его сердечко. Росла и набирала силу личинка человека в утробе матери.

Жизнь, как и смерть – вечна. Человечество живёт одну жизнь, передавая друг другу, как горшок с водой. Каждый делает глоток. Главное, чтобы никто не пролил жизни. Мурлыкала земля. Воздух дышал лаской.

Она расчёсывала косу костяным гребешком. Рыбий хребет бороздил шелковисты чёрные пряди. Ойкнула, уколов палец иглой. Алая бусинка крови набухала ртутным шариком, коснулась её языком. Будто и не было. Брызгалось солнце. Катилось время, скрипя колесом истории.

А в этот час, в эпителиальных тканях мизинца кипели бурные страсти. Артериальные события разворачивались стремительно и революционно. Носились, как угорелые, эритроциты. Кумачовые тельца демоса взбудораживали сонную колонию клеток. Оставили пожирать свой фагоцитоз лейкоциты. И кинулись в гущу событий, расталкивая друг друга локтями. Рубились и мутузились белые и красные тельца. Лишь одна кровяная клетка спокойно находилась в своей дермо-оболочке, как в глиняной пифоне. И в диогеновской позе наблюдала за плавными водами плазмы.

– Чем больше я знаю – тем ничего не знаю – размышляла она. Всё уже было и ничего нового быть не может. Сущность вечна, как пространство и время. В бесконечном многообразии меняется лишь форма, подстраиваясь под эпоху. Подбирая мундир хамелеона.

И тогда, привели к ней самого старого эритроцита, упитанного и заправленного гемоглобином. И подняли ему веки.

– Вот она! – указал он на мудрствующую клетку. Которая не хочет отдать себя до последней капли за светлое будущее мизинца!

Но женщина этого знать не могла.

Лежал сытый день длинного солнца в период сочной ягоды и жирного зверя. Ленивые тени медленно сползали с деревьев. Деревья нырнули в прохладную листву, будоража в гнёздах сонных птиц. Толстая, как бухгалтер, муха, зависая в паутине, не пыталась жужжать. Мохнатый паук злорадствовал, как налоговое зомби. Покачивалось коралловое ожерелье ягод. Вознёй шуршал бездомный мышонок. Кузнечик почухивал ногу. Качалась былинка.

Жизнь, как и везде, протекала обыденно. Хрустнула разбуженная ветка ягод. И они задрожали колокольчиками, спрыгивая в траву и пряча солнечный бок. Насторожила уши тишина. Вслушиваясь.