Александр Фролов - Гребень Дракона

– А что так? – удивленно спросил я.

– Было как-то не до того. Я в те годы работала в «Космодесанте». Моталась по планетам, ликвидировала последствия стихийных бедствий, взрывала точноустремленные астероиды, на стороне борющихся цивилизаций воевала против Турана. У меня есть награды – три ордена «Знак почета»: два – первой степени, а последний – даже второй. А свою истиную любовь так и не встретила, – поведала она свою историю и печально улыбнулась.

– Понятно. Я ведь тоже бездетный: у жены были больные придатки, она не могла родить… Оказывается, мы с тобой – два бобыля, – произнес я, юморнув в концовке.

– Или пара синих чулок, – в тон мне сказала Роза и рассмеялась. – По тебе вижу, что твоя Люси уже доложила о моём возрасте. По годам я, конечно, для тебя – древняя, но по состоянию организмов мы с тобою, с учетом твоего омоложения «Лекарем», уже сравнялись. Я достигла этого состояния, какое у меня сейчас, в двадцать три года. Значит, тебе сейчас примерно столько же.

– Да ты выглядишь как девчонка! Честно. Даже не верится, что тебе столько лет по паспорту: язык не поворачивается произнести эту жуткую цифру вслух – триста тридцать лет! А ведь тебе ещё жить да жить. Как при такой длинной жизни ты умудряешься всё упомнить?

– У меня, как и у всех илонов, идёт непрерывная запись собственной жизни. Она хранится в моём личном Архиве, то есть, в дополнительном мозговом блоке памяти, – доходчиво разъяснила Ласка.

Я попытался её подловить:

– И ты помнишь, что делала, допустим, в три штриха сотого дня восемь тысяч девятьсот, скажем, седьмого года?

– В указанное тобой время я передавала гуманитарную помощь Квиари-Магацу-Бозиэ-Ми, уполномоченному чрезвычайного комитета планеты Ындгрокстр, на которой произошло землетрясение, – доложила она, ни на миг не задумавшись.

– Ладненько. А что ты делала в 8749 году 72-го цикла в один штрих 96 минор, помнишь? – въедливо спросил я.

– В эту минору я ела вурчен с алигой на перемене перед уроком аховой физики и болтала с бывшей подругой Андромедой ЛЯ. Мне тогда было четырнадцать лет, – так же без раздумий отчеканила она.

– Здорово! Эта штуковина, и впрямь, делает память феноменальной. – Я одобрительно покачал головой и с театрально переигранным участием поинтересовался: – А мозг не перегружается от такого огромного и, к тому же, постоянно нарастающего объема информации? У вас никто в дурдом не попадал на этой почве?

– Что ты! Наоборот! Мозг разгружается в Архив от справочного, мемуарного и другого ненужного хлама, и это дает свободу оперативному мышлению и логике. А любые нужные сведения автоматически подаются в мозг, как будто находишься в библиотеке и можешь взять с полки понадобившуюся книгу и прочитать необходимую информацию. Но с Архивом памяти искать ничего не надо: только подумал – и нужная справка сама появляется в сознании. К слову, у нас нет ни дурдомов, ни больниц, – поведала илонка.

– А вдруг кто-то залезет в твой Архив и выведает все твои девичьи тайны? – сыронизировал я, сделав ударение на слове «девичьи».

– Чтоб пройти сквозь семь замков с семью печатями, твоему «кому-то» не хватит и семи жизней, будь у него семь пядей во лбу, – с усмешкой ответила она и показала воображаемому хакеру метровую дулю с красной подсветкой.

– Верю, надежная защита, – сказал я и спросил с сочувствием: – Роза, а тебе, что, в голову ЧИП вживили?

– Ничего подобного! Таких технологий давно в помине нет. Более семи тысячелетий на Илоне царит виртуазность. Пора к этому привыкнуть, Ник! Это всё виртуазные функциональные поля. Невидимые, неощущаемые, но действующие безотказно. И чтобы у тебя больше не возникало вопросов по этому поводу, я сейчас установлю тебе пишущий блок памяти с автономным аккумулятором. – Ласка щелкнула пальцами и проговорила: – Пуск! Вот и всё, можешь пользоваться. Я скинула в твой Архив сведения, которые тебе могут понадобиться на первое время. А там грузи его по своему усмотрению. Что-нибудь чувствуешь?

– Абсолютно ничего. – Я развел руками. – У тебя, наверное, не получилось.

Она состроила ехидную рожицу и хитро подмигнула:

– А чему равен скаляр мнимой мощности силового поля-косички?

– Чёрт! Он равен корню из трех, на перепад уровней Вольта-Айсберга, на поток лептонной массы, на синус угла между реактивными осями. Вот это да! Ну, спасибо тебе, Роза, за ценный подарок. Постараюсь в долгу не остаться, – воскликнул я, а про себя подумал: «И что же такого могу я ей подарить – при её-то чудовищном изобилии? Даже ляльку не в состоянии ей заварганить из-за их ограничителя «кому за сорок».

– И то правда. Чтобы забеременеть, мне придется выйти из «Разума», но тогда через три дня я умру от старости. А я пока что из ума не выжила, – ответила Роза на мою мысль.

– Чисто гипотетический вопрос. Допустим, мои сперматозоиды в результате какого-то процесса оказались в районе твоей созревшей яйцеклетки. Как работает механизм защиты? – спросил я с невозмутимым видом.

– Теоретически? – переспросила она.

– Да. Чисто теоретически, – подтвердил я.

– Вот эта красная пачка набора полей, – Ласка ткнула куда-то в схему карандашом-невидимкой, – представляет собой виброрезонатор, который аннигилирует хвостики у твоих сперматозоидов, оказавшихся каким-то образом во влагалище. Без хвостиков они не могут продвигаться к яйцеклетке, и оплодотворение не происходит.

– Действительно. Какие у них, калек горемычных, теперь могут быть свидания после ампутации хвостиков? – сокрушенно произнес я и перевел тему в другое русло: – А если на эту проблему посмотреть с практической стороны?

– На хвостики? – не поняла Роза.

– Нет. На сам процесс в целом, – задал я вопрос с подвохом.

Ласка на секунду задумалась и вдруг, догадавшись, какой процесс я имел в виду, и представив его себе, ахнула. Она показала мне кулак и с притворным гневом воскликнула:

– Ник! Опять ты всё опошлил! Я ему ведаю о высоких материях, а у него на уме одни низменные чувства!

– Такова жизнь. От инстинктов не спрячешься, – изрек я.

– Верно говоришь, но надо уметь их скрывать, – возразила она.

– Вот уж никогда не прикидывался импотентом, и впредь не собираюсь! Меня всегда тянуло к прекрасному полу, и я об этом могу гордо и смело крикнуть человечеству с высокой колокольни. А если кто-то захочет меня в том переубедить, то я плевать на них хотел с той самой колокольни, – понесло меня.

– Ты меня имеешь в виду? – Роза удивленно вскинула брови.

– Да нет же! Это я сейчас вспомнил о той ничтожной доле процента населения, представляющей гомосексуальные меньшинства, а точнее сказать – ничтожества. Ненавижу я эту гомосятину! – разошелся я ни на шутку.