Мишель Демют - Вдаль, к звездам (2030)

- Черт подери!!! - не выдержал наконец Гарно. - Да он не имеет права!

- Поль?

Гарно вздрогнул и обернулся; рука, гневно рванувшаяся к выключателю, замерла. Элизабет смотрела на него с удивлением и тревогой.

- Ты не спишь?

Он снова ощутил противный озноб и наклонился к ней.

- Я проснулась, когда ты вошел, - ответила Элизабет, повернувшись к экрану. - Что на тебя накатило? Тебе обычно нравятся комментарии Креше.

"Комментарии, - подумал он. - Ну, конечно, это же комментарии, записанные несколько часов назад. Жизнь продолжается. Телестанцию никто не позаботился предупредить. Надо прервать передачу..."

Теплая рука жены неожиданно коснулась его плеча.

- Что-нибудь случилось?

Гарно промолчал, не отрывая взгляда от экрана.

- Что тебе сказал Арнхейм?

Гарно взглянул на часы корабельного времени, вмонтированные в изголовье кровати. До вечера условных суток корабля оставалось полтора часа. Арнхейм понял его состояние и дал небольшую отсрочку.

- Элизабет... Мне надо кое-что сказать тебе...

Он закрыл глаза - ему не хотелось видеть, как изменится сейчас ее лицо.

- Думаешь, тебя не поймут? - спросила Элизабет, выслушав его.

Он кивнул.

- Ты не прав... - она ласково взлохматила ему волосы. - Нас на борту больше двух тысяч, Поль. Две тысячи неглупых взрослых людей, которые отправились в путь, несмотря на опасности. Они согласились на это путешествие, даже не будучи уверенными, что найдут подходящий мир... Чего ты боишься? Почему считаешь нас пугливыми младенцами? Ты, Арнхейм и его штаб вовсе не какая-то высшая и мудрая каста, призванная вести тупую массу колонистов... Такой взгляд на вещи приказал долго жить, когда люди построили первый светолет...

Гарно словно очнулся. Слова Элизабет растопили кусок льда в груди смог бы он вынести это путешествие без ее поддержки?..

- Ты - главный психолог корабля, но не больше, и, в отличие от Арнхейма, не несешь ответственности за безопасность звездолета. Никто тебя не посмеет ни в чем упрекнуть.

Он с сомнением поглядел на нее.

- Но ведь речь идет о смертельном риске! В любой момент мы можем просто исчезнуть. Думаешь, легко сказать такое людям, которые двадцать лет ждут конца дороги? Не могу же я заявить с милой улыбкой: "Кстати, фотонные двигатели вышли из-под контроля, и мы сидим на громадной бомбе..."

- Даже если ты скажешь именно так, они не разревутся, как дети, хотя ты почему-то уверен в обратном. И не поднимут на борту бунт. Они проголосуют. А результат, Поль, ты его и сам знаешь. Они ведь все - обычные люди. У них есть дети, и они не захотят, чтобы те вечно слонялись от оранжерей до обзорного зала и обратно, вместо того чтобы бегать под лучами ласкового солнца...

- Я знаю это, но потому и боюсь, - он прислонился к стене рядом с фотографией улыбающейся Элизабет, стоящей на поле среди спелой пшеницы. Все мы выберем одно и то же. Но если корабль взорвется... Сколько лет пройдет, пока люди вновь прилетят сюда? В чем наш долг как колонистов? Рискнуть всем из страха перед лишним десятилетием в анабиозе? Я считаю кстати, об этом говорилось и в речах перед стартом - что нам надлежит беречь образ человеческий...

Элизабет опустила голову и промолчала.

Он открыл дверь и шагнул в коридор.

- Поль, - раздался вслед ее голос, - у нас же есть шанс... Почему двигатель _должен_ взорваться?

Гарно не нашелся, что ответить. Он брел по коридору и повторял про себя: "Может я слишком мнителен? И так ли уж все плохо, как мне кажется?"

К микрофону он сел, почти совсем успокоившись.

В студии остались двое техников, и по их лицам он понял, что Арнхейм уже рассказал им...

- Дайте позывные "слушайте все", - твердо проговорил Гарно.

Долгие годы щупальца прокладывали себе путь в мощном слое руды. Они черпали энергию в атомах металлов и проделывали километровые трещины, по которым двигались вверх быстрее. Они стремились к поверхности, снабжая новой информацией главный мозг.

И вот настал момент, когда самое длинное щупальце - их было много, и они разбегались в разные стороны, словно лучи звезды - достигло цели.

На пути этого щупальца лежало больше мягких пород, и к тому же близко было дно океана. Щупальце пронзило пласт руды, затем последний скальный барьер и попало в новую среду, которая почти не оказывала сопротивления. Она состояла из кристаллов и обломков рыхлого вещества сложной структуры и непонятного происхождения. Щупальце могло бы растворить его различными кислотами, но в том не было никакой необходимости. Существо знало, что вскоре щупальце проникнет в ту Далекую Окружающую Среду, о которой подозревало, едва начав развиваться.

До дна океана оставалось совсем немного, и победа была близка.

Когда Гарно появился в каюте капитана, тот внимательно разглядывал Цирцею на экране внешнего обзора. Арнхейм не повернул головы, но психолог понял, что капитан услышал, как он вошел. На мгновение Гарно застыл посреди каюты, вспоминая о выступлении и чувствуя одну лишь неимоверную усталость.

- Ты говорил? - глухо спросил Арнхейм.

- Да.

Гарно подошел к экрану и привалился плечом к переборке. Ему не хотелось видеть звезды, наполнявшие каюту призрачным светом. Острые скулы Арнхейма казались голубоватыми и еще больше подчеркивали остроту тонкого носа. Капитан хмурился, с трудом сохраняя спокойствие.

- Было трудно?

- Ждал худшего. Правда, я еще никого не видел, и пока не знаю их реакции... Завтра...

Наконец Арнхейм стряхнул с себя оцепенение. Он повернулся вместе с креслом и взглянул на Гарно.

- Теперь это не имеет особого значения. Колонисты должны знать правду. Наш человеческий долг и политический принцип - ничего не скрывать.

- Я - француз, - произнес Гарно, - и когда улетал, мое правительство не очень-то церемонилось с истиной.

Арнхейм кивнул.

- Новой Европе пока еще трудно отделаться от некоторых... как бы сказать... авторитарных замашек. Правительства не научились правильно оценивать тех, кем управляют. Соответственно они и ждут от народа слишком многого, а простые люди склонны забывать о политике. Революции происходят редко, для них нужны особые обстоятельства... Ваши биологи изучали этот вопрос, но президент Малер оказался глух к их словам. Садитесь, Поль...

Он тронул клавишу, и рядом с его креслом появилось второе.

Несколько минут они молчали. Гарно смотрел на звезды. Ему показалось, что голубая звезда в центре экрана стала много больше.

- Я родился в Германии, - задумчиво начал Арнхейм, - и хотя пережил Американский Хаос, пришел к тем же выводам, что и вы. Вам не кажется странным, что мы заговорили о политике? На Земле прошло двадцать лет, многое изменилось. Очутись мы сейчас в Европе, на нас смотрели бы как на живых ископаемых...