Вячеслав Солопов - LIBERTÉ

На экране возникло изображение казённого помещения неуловимо схожего с тем, в котором сейчас находился я сам. На стуле в центре помещения сгорбившись, сидел мужчина. Руки он держал перед собой на коленях, судорожно сцепив ладони сплетёнными пальцами. Голос за кадром произнёс: «Назовите ваше имя», голова человека дернулась, и он поднял лицо. К ужасу, я узнал в сидящем своего отца. Следователь тут же включил паузу.

– Вы узнаёте этого человека?

– Да, это мой отец, Джефф Брэнсон, – мой собственный голос доносился до меня глухо будто бы со стороны.

– Хорошо, тогда опустим лишнее и перейдём сразу к сути, – воспроизведение продолжилось с другого фрагмента.

Отец сидел, как и прежде застыв в нелепой сгорбленной позе. Лицо его было поднято и обращено прямо перед собой, отчего создавалась иллюзия того, что он смотрит на меня. Без сомнения, это был мой родной и горячо любимый отец, человек которого я знал с самого своего рождения, чьи привычки и манеру речи выучил досконально до мельчайших деталей. Я мог безошибочно определить, какое у него настроение по одному сказанному им слову и понять, одобряет ли он услышанное, всего лишь увидев, как он изогнул бровь. Нет, он не был так предсказуем, просто за все проведённые вместе годы я слишком хорошо изучил его. Это был мой отец, но таким я никогда его не видел. Он был словно неживой. Ничего не осталось в нём от того человека, которого я знал всю свою жизнь. Ни одной знакомой мне черты. Будто с его лица стёрли все человеческие эмоции, оставив бесчувственную маску манекена. Его глаза невидяще смотрели в никуда. Голос и тот был неестественный, выхолощенный и лишённый эмоций, как у коммуникатора Алиты, выдававшего только сухой перевод и оставлявшего без внимания все тонкие нюансы её речи. Нормальный человек, пребывающий в своём уме и добром здравии, не будет настолько бесстрастно излагать то, как был завербован представителями Имперской разведки, как вовлекал в преступную деятельность других граждан Федерации и предавал свою Родину, передавая её врагам сведения, составлявшие государственную тайну. Я слушал и не мог поверить ни единому слову, он оговаривал себя, но почему?! Всё это находилось за гранью моего понимания.

Как только на записи прозвучал вопрос о моей причастности, следователь тотчас же выключил визор.

– Теперь вы могли лично убедиться в том, что мы располагаем всеми необходимыми сведениями. Дэвид, даю вам последний шанс и от того, что вы мне скажете, будет зависеть насколько незавидной, окажется ваша дальнейшая судьба.

– Мне нужен адвокат.

– Вам его обязательно предоставят.

Я полагал, что здесь он примется юлить и изворачиваться, но следователь был обескураживающе спокоен. Его непоколебимая уверенность внушала больший страх, чем все нагромождённые им обвинения. Внезапная мысль пронзила меня и придала надежды. Кажется, я нашёл выход. Поразительно как же я не додумался до этого раньше.

– Официально заявляю о добровольном желании пройти обследование на детекторе лжи!

– Законное требование. Хотите прямо сейчас?

Я, было, кивнул в знак согласия, но увидев, что следователь всё ещё продолжает вопросительно смотреть на меня, сообразил, что требуется моё голосовое подтверждение. Стоило ответить: «Да», как в кабинет вошёл мой прежний сопровождающий, хотя теперь, скорее всего, его следовало называть конвоиром. У меня возникло стойкое ощущение того, что все мои шаги уже заранее просчитаны и всё движется в соответствии с распланированным кем-то сценарием. Мне же остаётся лишь покорно ждать своего часа, дабы узнать, какую роль суждено в нём сыграть.

Наученный горьким опытом, я под конвоем молча проследовал обратно до медблока, механически отметив про себя то, что не заметил в прошлый раз во время своего первого посещения. Входная дверь медблока не имела характерной маркировки. Передав меня в ведение медперсонала, мой страж не удалился. Под его равнодушным взглядом я по требованию медиков разделся догола и занял ложемент в странном устройстве, внешне напоминавшем вертикально расположенную криогенную капсулу. Никогда ранее я не имел возможности видеть воочию, как выглядит настоящий детектор лжи. При его упоминании в моём воображении рисовалось ультрасовременное кресло, подобное тому, в котором мне довелось побывать немногим позже своего совершеннолетия, в тот памятный день, когда мне впервые монтировали персональный чип. Однако, моё суждение, впрочем, почти как и всегда основывалось на домыслах, просмотренных головизионных передачах, фантазиях и фильмах. Реальная жизнь в последнее время неоднократно доказывала ошибочность моих представлений об окружающем мире. Отчего бы и детектору лжи не выглядеть иначе чем я того ожидал?

Я нисколько не сомневался в результате, который покажет это замысловатое устройство, подтвердив то, что я, говорю правду и разрушив всю абсурдность выдвигаемых против меня обвинений. И, тем не менее по мере проведения подготовительных процедур во мне нарастало тревожное чувство беспокойства.

Не смея прекословить, я неукоснительно выполнял все полученные указания. Ненамного развёл руки от тела, позволив жёстко зафиксировать их в таком положении. Обхватил ладонями металлические приспособления похожие по виду и форме на ручные динамометры. По требованию несколько раз поочерёдно с усилием сжал каждый из них. Они так и остались в моих руках после того, как фиксаторы плотно обхватили запястья. В довершение всего, один из медиков вставил мне в рот большую и неудобную резиновую капу, широко до боли раскрывшую рот и придавившую язык к нижней челюсти. Необходимость последнего приготовления была совсем неясна. Как же теперь отвечать на вопросы или, может, я опять чего-то недопонимаю? Не успел я толком удивиться этому обстоятельству, как крышку капсулы захлопнули. Она оказалась совершенно непрозрачной. Я очутился в кромешной тьме. Обездвиженный, запертый и отрезанный от внешнего мира. Это было неожиданно и неприятно, но не ввергло меня в панику. По сути, я оказался в условиях, отчасти напоминающих учебные тренировки по пребыванию в одиночестве в замкнутом пространстве или скафандре, а с ними я всегда справлялся на оценку «отлично». Поэтому постарался максимально расслабиться, насколько это было возможно в моём теперешнем состоянии. Закрыл глаза, выровнял дыхание, попытался заставить себя не думать о насущных проблемах. Я смог оставаться относительно спокойным ровно до того момента пока темнота не сделалась абсолютной настолько, что буквально секунду назад я и не мог об этом подумать. Поначалу я даже не сообразил, что же произошло. За последние девять лет с самого первого момента включения моего чипа я не оставался без его успокаивающе светящегося перед моими глазами интерфейса. Никогда! Никогда и нигде! Будь то в оживлённой аудитории Академии или во время мимолётного tête-à-tête 11 11 (с французского – встреча или беседа с глазу на глаз) с очередной пассией, или находясь в одиночестве спасательной капсулы, затерянной в безлюдной системе. Всегда и везде он был моим надёжным и неизменным спутником. Помогая, развлекая, подсказывая и направляя. Он будил меня по утрам, под наигрываемые им успокаивающие ритмы я засыпал. Большей частью через него и с его помощью происходило моё общение с окружающим меня миром, людьми и вещами. Я до такой степени свыкся с его неосязаемым, но постоянно зримым присутствием, что считал его неотделимой и неотъемлемой частью меня самого. Однако сейчас куда бы я ни посмотрел, непроглядная темнота окружала меня. Интерфейс погас и вслед за этим раздался громкий голос, раздражающе резанувший мой слух: