Людвиг Герхард - Роботсмэн. Роман из будущего

На следующий день после работы Корэф отправился бегом по привычному маршруту в сторону своего дома. Вчерашнее знакомство не выходило у него из головы.

«Анжи», – повторялось эхом в его квантовом мозге навязчивым призывом. Её лицо всплывало в памяти и исчезало произвольно, что он не мог перед глазами удержать. В нём оживали все её движения, движения пальцев, головы, лица, движения губ, поднятие век, как шор с иллюминаторов, смотрящих в небо голубое. А чистый голос с чистотой произношения?! Как она умно обо всём его спросила! Нет, это ерунда! Он вспомнил о своих прикосновениях к её нетронутой никем груди. Он не припомнит подобных ощущений. И не припомнит осязания щеки. Возникли в нём фантазии мужские о том, как Анжи выглядит раздетой, как он её всю трогает руками, как он целует всю её… От возбуждения ума и чувств стал Корэф не туда бежать. Он не воспринял предупреждение навигатора. Он не заметил, как оказался слишком далеко. Он не узнал своих кварталов. Остановился.

Вечерело. Перенастроил навигатор, и в нём отразились адреса для выбора. Первым в списке оказался последний со вчера адрес квартиры Анжи. За ним шёл адрес ресторана – места их знакомства. А ниже – адрес Риннэ.

«Ах, Риннэ, ты можешь подождать. Меня ты всё равно ведь любишь. Куда я денусь! Жизнь огромна! Ну, не с одной же только спать. Успеется. Со временем все утомляются друг другом. Воспоминания оставляем. Меняемся в партнёрстве. Тело обновляем и вновь, случайно встретившись, в любовь играем», – так думал Корэф и побежал к Анжи.

Сгущалась темень, фонари опять зажглись. Зажёгся свет и в окнах. Роботсмэны видели и в абсолютной тьме, но то ли по привычке зажигали свет, то ли со светом богаче было впечатление о предметах.

По улицам знакомым носился наш герой. Вдруг перед домом он остановился: «Вот этот дом!»

Корэф поднялся в лифте на этаж и прикоснулся к ручке двери. Через секунды дверь открылась. Анжи и Корэф молча друг на друга посмотрели, но не решались что-либо сказать. Да и вопросы путались в их головах, друг друга в панике перебивали.

Анжи решилась первой, как и положено хозяйке:

– Привет, Корэф! Надеюсь, ты здесь не случайно?

– Нет.

– Тогда зайди.

Анжи пропустила Корэфа мимо себя и затворила дверь. Корэф только открыл рот, желая оправдаться за внезапное появление:

– Я…

– Решил продолжить интервью? Есть ещё о чём поговорить?

– Да. Я пересмотрел все в памяти твои вопросы. Мои ответы мне показались не точны. Ты предложила непростые темы. Я бы ответил по-другому.

– Видишь ли, Корэф. Меня устраивают не продуманные ответы, а сказанное спонтанно, сразу, под первым впечатлением, экспромтом, без внутренней критики или цензуры. Писать не будем интервью. Я заметила, ты не равнодушен к прекрасному. Что в предпочтении у тебя: поэзия, музыка или живопись?

– Все три. Люблю я также точные науки. Люблю природу. Ещё красивых роботсвумэн.

– Все роботсвумэн хороши.

– Да. Но я люблю далеко не всех. Все разные, даже в красоте. Сам не понимаю, почему не всем я восхищаюсь. Красиво всё, но я люблю не всё. И женщин я люблю не всех. И если сплю, не значит, что люблю, и, если сплю с одной, не значит, что не люблю другую.

– В богатстве жизни скрыта бедность, в разнообразии нет перемен!

– Так все, по-моему, живут, и тянется всё это триста лет. Мы все здесь переспали друг с подругой и далеко не первым кругом. А что ещё нам делать? Работа есть у каждого. Она рутинна. Ничто мы изменить в процессах не в состоянии, когда что-либо изменить запрещено. Всё производство связано лишь с восстановлением роботов и роботсмэнов. Нам ничего не нужно. Лишь энергия и обновлённые тела. Нам нет износа потому, что всё в нас, даже электронный мозг, на полном обновлении. Лишь память со старыми программами перезагружается в новый агрегат. Мы ощущаем вечность жизни. Когда здесь с нами жили люди, наверное, Анжи, ты тоже помнишь то золотое время, мы хоронили их и снова жили с молодыми их дочерьми, потом и с внучками, а наши роботсвумэн, наверное, и ты – с их мужчинами… Пока все они не улетели.

– Я?! – вдруг краской вспыхнула Анжи. – Я… я плохо помню. Меня в то время только, видимо, собрали.

– Да, я вижу по тебе. Ни опыта, ни интереса. Какой-то мастер-программист так пошутил с тобой, затолкав в твой мозг страх сближения с роботсмэном. Но надо страх преодолеть. Иначе можешь вечно жить и так и не познать самых прекрасных ощущений жизни.

– Не знаю! Тут ты прав. Но я себя другому посвятила – науке. Мне роботсмэны интересны в интеллекте. Такие перлы слушаешь порой! Такие мудрости и речи красоту! Совсем не ожидаешь. На улице перед собой как будто видишь серую толпу. А каждый по отдельности – уже букет, которым можно хоть часами любоваться, разговорив его одним вопросом, которым глубоко его затрону. И неожиданным становится ответ, в нём мысль не тонет. Так, тёплый луч весны вскрывает почку или бутон и буйным цветом, и листвой покроет крону.

– Ты интересная. На всех знакомых роботсвумэн не похожа. Их если что интересует, так это, кроме с нами переспать, куда-то съездить, где-то побывать. Да и там тоже с кем-то переспать. Им хочется сменить лишь обстановку и партнёров. Нет, на работе они умные вполне. Вообще, мы добросовестней людей. Единственно, мы топчемся на месте. Если с тобой нам откровенно говорить, то наша жизнь без секса была бы так черна и беспросветна, что очень многим стало уже невыносимой эта вечность. Боюсь представить, что может случиться, если роботсмэны вдруг не выдержат и бросятся на смерть. Но от такой жизни это вероятно. Ещё в 14 веке поэт Петрарка как бы о нас так точно написал: «Там, где дни облачны и кратки, родится племя, умереть которому не больно». Мне страшно иногда. Я ощущаю напряжение в моих товарищах. Как будто что-то назревает в них. Эта облачная серость нашей жизни в них может вызвать взрыв. Все с радостью пойдут на смерть и будут равнодушно таких же убивать. Не знаю, думает ли об этом наш Совет. Возможно, думает, возможно, нет.

– Послушай, Корэф. Мы с тобою заболтались. Давай ложиться спать. Чтоб ты не бегал по ночам. В той комнате есть всё для сна и подзарядки. Прощай до завтра. Утром – на работу. У меня с утра полно интересных встреч, и я должна подзарядиться.

Анжи развернулась и ушла в комнату другую. Корэф постоял минуту молча. Ушёл к себе, разделся и лёг в удобную постель.

«И всё же странная она», – он с этой мыслью отключился – сработал таймер в голове, но Корэф был уже во сне.

На утро Корэф с Анжи быстро попрощался и на работу убежал.

Но к вечеру ещё не знал, куда идти и с кем встречаться. Он видеть никого не мог. Понять себя он не был в состоянии, понять, чего он хочет. Внутри в нём что-то от себя закрылось. Мучения становились невыносимы.