Валерий Михайлов - Господь и покойник

– Как не разуваться?

– Никак.

– У вас что, ремонт?

– Нет. Мы просто не разуваем гостей.

После этого около трети гостей, выдав с ужасом на лице:

– Нет, это невозможно! – снимают обувь, причем даже тогда, когда больше никто этого не делает.

Еще где-то треть остается в обуви, но ходит по комнатам, как по минному полю. И только треть гостей воспринимает это, как нечто вполне допустимое.

Услышав наше разрешение, Людмила спросила:

– Что, можно так?

– Да, – ответила Валя.

– Класс! – сказала она и прошла в комнату.

Была она барышней весьма симпатичной. Чуть полнее модели, среднего роста, длинноногая. С красивым лицом и длинными черными волосами. Судя по джинсам и сапожкам, ноги у нее были не только длинные, но и ровные, и красивые, это я оценил в первую очередь, будучи обожателем женских ног.

Но не буду забегать вперед.

– С праздником военных и отмазавшихся, – выдал Господь, едва я открыл входную дверь. – Ты служил?

– Нефиг там делать, – ответил я.

– А я знавал людей, которые давали взятку, чтобы их призвали.

– Я не из таких.

– Как отмазался?

– Военка. И мне ее хватило, чтобы возненавидеть военщину всеми фибрами своей души. А ты?

– Меня тоже миновала чаша сия.

– Армейская дедовщина, кстати, – это весьма важный и эффективный компонент для превращения нормального человека в военного, то есть в существо, готовое убивать ничего не сделавших ему людей по команде «фас», – вернулся Господь к теме праздника, когда мы перешли в комнату. Валя пошла накрывать на стол, а я остался развлекать гостей. – Голод, бессонница и издевательства не хуже ЛСД создают ситуацию импритной уязвимости, чем и пользуется армия для переимпринтирования психики солдат. В народе эту процедуру называют промывкой мозгов. Достаточно подробно об этом писали Роберт Уилсон и Зыкин. Так что всеобщая воинская повинность служит не для обороны страны, так как с этой позиции намного эффективней профессиональная армия, а как средство промывки мозгов, по крайней мере, мужской части ее населения.

– Я что-то подобное подозревал уже давно.

– Да? И что навело тебя на эти подозрения?

– Сначала отец… Он был вполне нормальным, умным мужиком, но когда его переклинивало, в нем словно включался магнитофон, и тогда он нес ахинею о том, что он сталинский сокол… А потом еще день десантника. Неспроста же относительно нормальные в другие дни люди разом, словно оборотни в полнолуние, сходят с ума в установленный день. Одно время мне даже казалось, что день десантника – это что-то вроде тестового дня; что с ними в армии сотворили нечто такое, что, в случае чего включит в них программу «война», и они превратятся в гвардейцев из «Обитаемого острова». Тем более что Стругацкие практически ничего не выдумывали, а «Град обреченный» вообще оказался пророческой книгой, начиная с нашествия павианов и заканчивая Фрицем Гейгером. Вот только из «Града обреченного» мы постепенно начали превращаться в «Трудно быть богом», а это…

– Прошу к столу, – перебила меня Валя.

– Как ваша мама? – спросила Валя Господа, когда мы сели за стол. Он был накрыт на кухне.

– Прекрасно. Кстати, она у меня офицер. Капитан-подводник. Причем самый настоящий подводник – всю юность на подводах проездила. Лейтенанта она получила на военной кафедре в институте, а с возрастом ей дали капитана. Правда, я совершенно не понимаю, что это за штука такая диковинная: подводная лодка. То ли это лодка на конном ходу, то ли какая-то хрень на подводе. И если можно, давайте на «ты».

За переход на «ты» мы и выпили.

– Хорошее вино, – сказал я.

– Его мы купили в магазине, где тарится главный ростовский раввин, – не без гордости сообщила Людмила.

– Люда работает с человеком, который его хорошо знает, – объяснил ее осведомленность Господь.

– Как ты умудрился сварить пригоревший суп? – спросила Валя.

– Нет ничего проще. Поставил варить горох, а горох я варю в малом количестве воды. Он же, гад, всю воду в себя вобрал и пригорел. Так что суп получился с запахом костра. Ну ничего, мы с Людой ели, и до сих пор живы.

Дальше мы пили под обычные за столом разговоры. Когда вино закончилось, женщины выставили нас с Господом подышать воздухом в другой комнате, а сами принялись накрывать на стол к чаю.

– Это ничего, что я напросился, да еще и пришел не один? – спросил меня Господь, когда мы устроились на диване в гостиной.

– Все нормально. И, кстати, она очень милая барышня.

– Мне ее муж сосватал.

– Как?

– Как-то я оказался у них дома по какому-то делу. А он возьми и начни ее расхваливать: какая она красавица и умница. Ну и уговорил.

– Так ты ее у него увел?

– Не совсем так. Брак – это бизнес, и в плане бизнеса с мужем у нее все в порядке. У нас с ней любовь. А любовь и бизнес – вещи несовместимые, хоть и могут занимать одно пространство-время.

Чаепитие принесло душевное многоточие, поэтому, покончив с чаем, я предложил:

– А давайте откроем еще бутылочку, только переберемся в комнату. А то у меня от табуретки лицо уже затекло.

– Зато здесь нет телевизора, – сообщила Люда.

– Не волнуйся, у нас нет телевиденья, как такового, – поспешила заверить ее Валя.

– Так почему ты господь? – спросила Валя, когда вино помогло любопытству победить скромность.

– Я господь, потому что творю себя по своему образу и подобию, а не приношу в жертву социальным нормам, приличиям, религиям и прочим идолам. Ведь только тот, кто имеет все основания сказать это, достоин вкусить плоды познания.

– Познания добра и зла? – спросила Валя.

– Нет, просто познания. Добро и зло сюда приплели моралисты, отравив ими не одну прекрасную историю.

– Прямо как Ницше: по ту сторону добра и зла, – вставил я.

– Добро и зло, – подхватил он, – как и вся социальная мораль – это убивающее в человеке создателя порождение паразитизма. Человеку и без того отпущено не так много времени, чтобы разобраться в себе, отделить семена от плевел, понять, кто он, излечиться от последствий воспитания семьей и школой, а тут еще социальная мораль. Подобно тому, как обычные паразиты влияют на поведение своих носителей, заставляя их поступать в угоду себе, социальные паразиты заставляют людей работать на себя, отравляя их сознание моралью. Не зря же положительные герои всегда выглядят такими тупыми задротами.

– А я вычитала в одном блоге, что наш мир изменяется одновременно в прошлом, настоящем и будущем, а раз так, то наше прошлое столь же эфемерно и непредсказуемо, как и будущее. А все поползновения историков – это лишь жалкие попытки закрепить наше прошлое словами. Будем умничать, или, может быть, потанцуем? – выдала Людмила, устав от философии Господа.