Виктор Ананишнов - Ходоки во времени. Суета во времени. Книга 2

– Вот, – подытожил расчёты Пирик, – мой отец, Уленойк, столько тумов… далеко. – И показал растопыренные пальцы рук и ещё три пальца на ноге.

Высказанное расстояние могло быть любым, ибо названный Пириком тум мог составлять и сто шагов, и сто километров.

Иван покрутил головой, посмотрел на солнце, – оно клонилось к западу. Идти никуда не хотелось, но с Уленойком следовало встретиться. Такого имени он ещё от ходоков, у которых черпал сведения о прошлом и проживающих в нём, не слышал. По-видимому, и не мог услышать. Все его друзья до сего времени дойти не могли, а Уленойк, быть может, ничем своим современникам-ходокам не запомнился.

– Ладно, – сказал Иван, не вдаваясь в подробности меры длины, высказанной Пириком. – Давай сделаем так. Ты говори со мной на своём языке. Да, да, как говорят здесь у вас. Я тебя пойму. Ты говори, пока мы с тобой будем есть, а потом… – он хотел сказать – посмотрим, но сказал: – пойдём к твоему отцу, Уленойку.

– Да, да, – подхватил Пирик. – У-у, как он обрадуется. О!..

– Говори на своём языке, – напомнил Иван.

Пирик быстро заговорил. Иван вслушивался в незнакомую речь. Не долго.

– Теперь повтори всё сначала, – попросил он, наконец, Пирика на языке ходоков.

Лингвам с успехом делал своё дело, но надо было выслушать поведанное Пириком ещё раз.

Сын Уленойка вначале стал переводить сказанное им на понятный ходокам язык.

– Нет! – остановил его Иван. – Говори на своём языке. Повтори! Только не торопись.

Пирик, хотя и с неохотой, стал говорить по-своему. Иван вслушивался. Постепенно стали появляться осмысленные фразы. Тем более что Пирик, в основном, говорил о своём отце.

– Я хотел бы встретиться с твоим отцом, – сказал Иван, так как стал его понимать, а, значит, и говорить, хотя с трудом.

Пирик оторопело уставился на Ивана.

– Ты говоришь! О!.. Отец мой, Уленойк, будет тебе рад. О!.. Отец мой, Уленойк, великий воин Великого Пелилакканка! Он имеет сто жён! Его все бояться, и обходят его ромт стороной, хотя вокруг Харрамарра нет даже стены. Мой отец, Уленойк…

– Я понял, – прервал его Иван, с сожалением выбрасывая из рюкзака гремящий внутри стеклом термос, после чего выложил хлеб, консервы, флягу с коньяком и пузырёк с фиталоном, а к нему кусочек ваты. – Давай-ка я тебе смажу всё это. Быстрее заживёт.

Пирик принюхался, скривился, но покорно выдержал лёгкие касания ходока.

– Здорово тебя поколотили, – критически оценивая свою работу, сказал Иван. – За что же они тебя так?

– Как за что? – удивился Пирик, словно Иван сказал ему некую бестактность. – За женщин, конечно.

– Ага, – согласился Иван, не находя в его ответе изъяна; однако в нём слышалась какая-то не то избыточность, не то недосказанность.

С одной стороны, обычный бабник, вот и бьют скопом; с другой – почему такая безапелляционность в утверждении, что здесь за женщин всегда бьют?

– Пацифист, значит, – предположил он, на что Пирик охотно мотнул головой.

Значения произнесённого Иваном слова он не знал, поэтому понял его по-своему, отозвался:

– Им тоже от меня досталось.

– Видел я, – отмахнулся Иван, вытирая руки о траву. – Давай есть. Потом расскажешь, почему у вас бьют за женщин, и кто такой твой отец, Уленойк.

Они шли каким-то лугом.

– У меня много женщин. Я сын своего отца, Уленойка, а он совсем как Анки, а Херести говорит, он больше, чем Анки.

– Ну-ну, – подбодрил Иван. – Анки – это отец твоего отца, Уленойка?

Оживший после еды и смазки ран Пирик даже отпрянул в сторону и приставил указательный палец к верхней губе, будто усы показал.

– Уй! Анки не отец. Анки – Бог! От него родились все люди. И от его женщин, конечно.

– Извини, – ухмыляясь, произнёс Иван. – И чем же твой отец, Уленойк, превзошёл самого бога Анки?

– Мой отец, Уленойк, ходок во времени. Поэтому Херести говорит, что отец мой, Уленойк, и есть сам Анки.

Наступила очередь удивиться Ивану. Он присвистнул. Такого он ещё не слышал о ходоках.

– А что говорит твой отец, Уленойк?

– Отец мой, Уленойк, смеётся, когда его об этом спрашивают.

– Это хорошо, что смеётся.

Иван задумался. Неужели Уленойк ведёт родословную от самого себя? Забавно с ним поговорить, потому что всё может быть и так – вечный круговорот одних и тех же личностей и событий.

Если это так… То что? Хорошо или плохо? Вполне гамлетовский вопрос, только глобальный. Ведь он сам может попасть в такую же ситуацию и быть сам себе пращуром, и далёким потомком. Сюжет…

Пирик шёл, поигрывая палкой. Она у него служила то для опоры, то просто для того, чтобы срубить высоко выбившийся стебель травы. Порой он её забрасывал за спину и брал локтями, давая опору рукам…

Одет он был всё-таки экзотично. То, что на нём одежды мало, понятно – от тёплого климата. Но почему такая демонстрация мужской плоти? Вырез на месте гульфика в свободных, в виде длинных шорт, штанах явно сделан специально. То же самое было и у напавших на него юношей, хотя одежда их отличалась. На Пирике – лёгкая безрукавка, на ногах – вязаные, наподобие лаптей, сандалии. Волосы на голове собраны в косицу, которую удерживала бледно-голубая повязка. При нешироких плечах сын Уленойка обладал мускулистыми руками, а грудь и живот были будто от другого человека – слабые, не развитые. Его противники, как успел разглядеть Иван, выглядели в большинстве, в сравнении с Пириком, атлетами.

Солнце закатывалось за плоский горизонт, и стоило подумать о ночлеге. Всё, что он хотел узнать от Пирика, Иван узнал. Связь с божеством, вернее, обожествление человека и ходока во времени погрузило его в глубокое раздумье и занимало в течение всего путешествия к неведомому ромту Уленойка.

Там, где ныне простирается «зелёный ад» Амазонии, за десяток тысяч лет до настоящего времени Ивана Толкачёва, простиралась холмистая, изрезанная реками равнина с небольшими скалистыми останцами. Правда, уже тогда Великий Пелилакканк, как называли эту обширную страну многочисленные племена, в некоторых местах являл взору заросли, предвестники будущего сплошного массива. Но в целом земля Пели, Сына Зачинателя Анки, представляла собой прерии, где паслись бесчисленные стада животных – диких и одомашненных, где вольготно селились люди, строя посёлки из хижин, в которых царил Древний Закон Анки.

Люди занимались охотой, скотоводством, земледелием, в меру воевали между собой, но не враждовали племенами, обходясь единоборствами между теми, в ком кипела кровь, подвигая на поиск места приложения излишней силы и избыточной энергии. Дрались на палках и дубинах. Лук охотника против человека не применялся. Ослушнику грозила позорная смерть, куда бы он ни скрылся.

Случались, конечно, исключения, да и Древний Закон Анки, сложившийся в незапамятные времена, ещё в пору после великих пожаров, охвативших всю страну, стал устаревать. Причиной тому послужило неравенство полов. Из года в год, из века в век число мужчин-холостяков становилось больше и больше, женщин им не хватало.