Елизавета Михайличенко - Его превосходительство

— Дозволено ли мне будет осведомиться, к какому сословию вы принадлежите?

Мои посетители растерялись. Было очевидно, что вопрос застал их врасплох.

— Из ученых мы, — с небрежным достоинством бросил Вова. Это меня рассмешило вконец. Столь грубой работы я не ожидал. Всякому было бы ясно при первом же взгляде на его физиономию, что этот купеческий сынок лет в шестнадцать с трудом осилил азбуку и с тех пор не открывал ни одной книги, кроме разве молитвенника.

Насилу удержавшись, чтоб не рассмеяться, я заговорил с ними на древнегреческом. Само по себе разумеется, никто из них не умел ответить мне. «Господа ученые», весьма потешно округлив очи, смотрели друг на друга.

— Quod erat demonstrandum, [1] Что и требовалось доказать (лат.). — проронил я.

— Чего он? — просипел назвавшийся Вовой.

Александр недоуменно пожал плечами. Признаюсь, тут даже я был немало удивлен. Мне виделся в Александре человек, если не прошедший один-другой класс в одном из учебных заведений, то хотя бы занимавшийся с домашним учителем. Но не знать расхожей латинской фразы… Осталось лишь заговорить с ними на французском, что я не преминул сделать. Увы, и здесь «господа ученые» не могли равняться даже с приказчиками модных лавок.

Чувствуя затруднительность своего положения, предводитель шайки не без комической торжественности объявил мне, что подошло время, когда им надобно исчезнуть, и все четверо, небрежно со мной простившись, с весьма самодовольным видом прошествовали во двор. Я, право, был рад и такому незатейливому развлечению, возмутившему хоть на несколько минут деревенскую скуку. Было даже жаль, что столь скоро мошенники принуждены были признаться себе в тщетности преступных своих намерений и прервать аферу. Всякий, проживающий подолгу в деревне, сочтет извинительными помышления мои, что-де недурно было бы, истым либералом, зазвать к себе «господ ученых», не чинясь распить с ними бутылку-другую горского и, войдя в доверие, порасспрашивать об мошеннической жизни да посмеяться вместе над ловкими их проделками. Покамест я предавался этаким размышлениям, набежала грозовая туча и разразилась ливнем. Несколько времени спустя я вышел во двор.

Велико же было мое удивление, когда в дальнем конце парка я обнаружил всю компанию в сборе подле весьма странной конструкции, даже не напоминавшей ничего, виданного мною ранее, так что и описывать ее не берусь. Все были мокры до нитки. Мужчины вроде как починяли что-то в неописуемой этакой конструкции и нещадно ругались.

— Нет! — кричал Вова, — я отсюда вырвусь! Хотя бы для того, чтобы размазать по стенке этого рационализатора. Заменили настоящий алмаз искусственным! Огромный экономический эффект! Им премия, а мы расхлебывай!

— Но я ведь сам испытывал модель и все было в порядке, — возражал ему Александр.

— Балда! Модель была в десять раз меньше, а прочность искусственных алмазов резко падает с увеличением размеров. Головой думать надо!

Вова резко повернулся к Валентине:

— Кончай нытье, старуха. И так тошно.

Она отерла заплаканные глаза.

— Где же мы возьмем такой большой алмаз? Да и все равно, завтра утром начальство заметит пропажу установки, и меня турнут из аспирантуры.

— Не турнут, — поправил ее Александр, — а переведут на должность крепостной крестьянки. Ничего страшного. — Он усмехнулся. — Я забыл, впрочем, как много значит престиж для тебя. Так и быть, мы будем продолжать считать тебя аспиранткой, направленной на пожизненные сельхозработы.

— Нет, — прорычал Вова, — я отсюда выберусь!

— Уж больно нам сегодня не везет, — сказала молчавшая до сего времени Марина своим нежным и печальным голосом.

Все приумолкли. Снова начало моросить. Мне стало немного жаль незадачливых мошенников. Кто знает наверняка, какие злосчастия могли привести их в нынешнее состояние. И правда, нынче им не везло счастие. То я насмеялся над ними с высоты своего положения, а тут еще какие-то более ловкие мошенники, как мог я вывести со слов их, хотя не всегда понятных, ибо прибегали они порой к их воровскому жаргону, подсунули им фальшивый бриллиант.

В душе моей шевельнулось сострадание, и, растроганный, я вышел из укрытия, приготовляя речь, должную наставить этих заблудших на путь истинный.

Но втуне намеревался я произнести высокие слова. Увидевши меня, Вова нагло осклабился и бросил спутникам:

— Ничего, со мной не пропадете! — и вразвалку подошел ко мне. — Ваше превосходительство, — развязно сказал гаер, — не желаете ли приобрести лучшие в мире часики? Показывают часы, минуты, секунды, год, месяц, число, день недели, спасают от порчи и дурного глаза.

Эта беспардонная манера не прошла бы ему даром, но тут он приподнял рукав своей мокрой, выцветшей рубашки, и я забыл обо всем.

Его левое запястье охватывал металлический блестящий браслет, в который было весьма искусно вделано нечто, принятое мною вначале за брелок. На этом брелоке были обозначены цифры. Велико же было мое изумление, когда я заметил, что крайние цифры менялись в совершенном соответствии с течением секунд.

Вова тем временем продолжал в свойственной ему манере:

— Вот, первые две цифирки — часы показывают, потом две минуты, а последние — секундочки.

Я вынул свой брегет и, открыв крышку, показал Вове.

— Однако, сударь, время сейчас — половина пятого, а на вашем брелоке обозначено 16 и 29.

— Ваше превосходительство! — фигляр вытянулся во фрунт и, выпучив глаза, отрапортовал: — Новейшая бесстрелочная система парижского мастера Жана Поля Бельмондо. После полудня счет времени продолжается до 24 часов. За всю жизнь мастер успел сделать лишь два экземпляра. Один у французского короля, второй будет у вас, если сойдемся в цене. Секрет изготовления часов со смертью мастера утерян.

Я уже хотел было резко оборвать его, но тут секундные цифры подошли к 59, обратились в двойной нуль, а обозначавшие минуты цифры 2 и 9 переменились на 3 и 0.

— Назовите вашу цену, — воскликнул я, охваченный желанием обладать этим необыкновенным предметом. В этот момент я был готов уплатить любые деньги.

— Не спешите, ваше превосходительство, — осклабился Вова. Он нажал одну из нескольких, имевшихся на часах мельчайших кнопок, и все бывшие ранее цифры исчезли, а взамен их появились новые цифры и буквы. — Итак, продолжал Вова, — перед вами последние две цифры года, месяц и число.

Всмотревшись, я не мог сдержать улыбки. Правильно был обозначен год и только.

— Нынче у нас осьмнадцатый день июня, сударь, а по вашему так уже июль начался, — сказал я не без насмешки.

Вова смутился.

— Что вы говорите? Этого не может быть. — Он хлопнул себя ладонью по лбу. — Ах, черт! Забыл про старый стиль! — И, нажимая на кнопочки, поправил дату.