Светлана Бринкер - Исток бесчеловечности

Объяснить эту мысль было непросто, и ключник промолчал. Бретта пожала плечами.

– Дело твоё. Держи при себе свои секреты. Обычно и мне чужие дела побоку, просто хочется примерно себе представить, насколько далеко ты планируешь пойти, чтобы вот этой девочке помочь.

– Понятия не имею, – признался Штиллер.

– Честный, – выдохнула Бретта. – Буду иметь в виду. Ненка, где у вас чайник? Чаю заварим, что-то у вас изо всех углов дует.

– Осень, – посетовала Ненка. Казалось, она сейчас пожалуется на ревматизм и ломоту в пояснице. – А чай мы в саду заваривали с мамой, на костре в яме. Мы там всё варили: суп грибной, картоху, мама такие корешки из земли вызывала – м-м, вкуснота! А теперь в этой яме уже ничего хорошего нету. Провалилась, и чайник туда, и кастрюли. Всякое страшное, чёрное, рогатое оттуда смотрит, даже днём. Мы с тех пор, как одни остались, ни разу даже горячего не варили.

– Как же родители пропали? – снова спросил Штиллер. История садовников казалась ему почему-то очень важной. Он больше не оглядывался на крошечное тёмное окошко и не думал, как ночь незаметно подползает к порогу. Тепло садовничьего дома, свет и ответственность за сидящих напротив девочек позволяли чувствовать себя необъяснимо сильным и спокойным.

– Могу и рассказать, – предложила Бретта. – Я сама тоже приезжая, из Еремайе. Но здешние говорят, этот сад был вдвое меньше до того, как садовники тут поселились. А потом яблони пришли следом, аж из самого Буролесья. Констант давал мне почитать… Ты читать умеешь? Не обижайся, откуда мне знать-то? И хорошо, что умеешь! Обязательно зайди в лавку «Книга Судьбы», там демон сидит… Увидишь! Так вот: я читала, что яблони в наших краях не бывают, потому что здесь чёл нет.

– Каких чёл?

– Чёлы, Рен, это такое маленькое летающее шушуньё. Наши чародеи их истребили, а за Бурым Лесом чёл разводят, там и яблонь хватает. Чёлы с дерева на дерево летают, превращают весенние цветы в яблоки. А родители Ненки с деревьями договорились и без чёл. Как те заплодоносили, остались столичные лекари без работы. Тех, кто по дороге домой срывал себе яблочко на ужин, никакая хворь не брала. Царапины и даже укусы вурдалачьи заживали в считанные часы. Урожай стали продавать в Невер и дальше по Приводью. Речной народ выменивал яблоки на потерянные под водой драгоценности. У твоих папы с мамой, Ненка, был бы сейчас самый богатый дом в столице, единорожий выезд и бригада помощников-троллей, если бы им вдруг не приспичило на Остров.

Рен вздохнул. Он уже догадался.

7.

Все серьёзные волшебники (и немало обычного любопытного народа) рано или поздно предпринимали попытку пересечь Воды и попасть на Остров. Обычно это заканчивалось фатально.

Остров – кусок суши где-то посреди Запретных Вод. Бытовало мнение, что там находилась то ли Школа высшего волшебства, то ли дом великих учителей Древности, эффекты от заклинаний которых воспринимались как буйство стихий или естественный ход вещей. Смерть, смена времён года, эпидемии, пожары, заболачивание водоёмов, нашествие неведомых существ и тому подобное являлось результатом взаимодействия или противоборства этих невообразимо могущественных созданий, островитян. Ещё рассказывали, что за водяной преградой бьёт некий Источник Магии, питающий чудеса. И если лично напиться из него, то… произойдут драматические перемены. От исполнения желаний до превращения в чудовище.

Врали, наверняка.

Беда в том, что Запретные Воды не пересечь на обычной лодке. И даже на необычной. Всё, что держится на воде, будь то пловец, предмет, шальная мысль, идёт ко дну примерно на расстоянии шести-семи тысяч гномьих прыжков от берега. Граница невидима, но ощутима. Чтобы понять, как она действует, каждый житель Приводья хоть раз в жизни да заплывал в «опасный» предел. Кое-кто из рисковых пловцов так и не вернулся, чтобы собрать лавры восхищения от сверстников и предостеречь младших братьев. Оставшиеся на берегу вырастали, становились опытными, скажем, ключниками. И со временем привыкали избегать всяческой сырости. Но и потом конструировали подзорные трубы, заглядывали в них всё дальше и дальше. Видели нечто похожее на таинственные башни в рассветном тумане. Вечерами наблюдатели рыдали в кабаке и клялись, что Остров – просто миф. Жрицы Храма Морской Змеи утверждали, что это – иносказание, воплощение людских несбыточных мечтаний о всемогуществе и бессмертии. «Островитянами» называли себя богатые и влиятельные семьи. Король назначал щедрые награды за постройку моста хотя бы на шаг за пределы Запрета.

Конечно, мосты возводили. Сотни нелепых конструкций украшали, точнее, уродовали гавани и дикие берега. Некоторые причудливые сооружения облюбовали парочки для романтических прогулок и признаний над бездной. Распадающиеся навесы пришлось сломать: они угрожали обрушиться и потопить рыбацкие лодки. То и дело с холмов стартовали дирижабли, планеры, а также самоуверенные летуны безо всякого снаряжения. Тех, кто благоразумно снижал скорость перед невидимой границей, успевали вытащить из воды. Маленького Штиллера больше интересовали попытки подкопов. Оказалось, все подземные тоннели, достигнув определённой длины, обрушивались и наполнялись водой.

Тем не менее, кое-кто побывал на Острове. Например, книготорговец по имени Констант Понедельник. Тому, правда, недоставало репутации человека честного. Главным образом, потому, что Понедельник человеком не был. Остров на его демоническом языке мог оказаться чем угодно.

Родители Ненки и Мерре решили попытать счастья на свой садовницкий лад.

– Они уговаривали деревья расти в Запретных Водах всё дальше и дальше от берега. С холма Лиода видно пару-тройку обломанных стволов, там пару лет назад ещё росла целая роща, – рассказывала Бретта. – Садовники поселились в древесных стволах на самой границе, заманивали растения всё дальше и дальше в глубину. Говорят, сам Король в лодке подплывал поближе, уговаривал обоих бросить эту безнадёжную и опасную ерунду, рассказывал про неудачные попытки пересечь воды в чреве китов и левиафанов. О детях напоминал… Одним грустным утром был шторм. Большинство деревьев вырвало с корнем и смыло, их вылавливали аж до Еремайе.

Супругов не нашли.

– Я люблю этот сад, – прозвучал незнакомый голос, пугающе-гулкий, нелюдской. – Деревья в нём обезумели, чёрные монстры лезут из-под земли. Великолепный рабочий кабинет для одинокого старого гробокопателя.

Рассказчица умолкла, будто ей заткнули рот.

На пороге стоял Родигер. Некромант не представился, но то, каким он был, как вёл себя, а главное, чудовищный, непереносимый запах гнилого мяса и разрытой земли, вонь, от которой слезились глаза, к горлу подкатывало и волоски на коже вставали дыбом, – всё это не оставляло места для сомнений.