Сергей Милютин - Пан. Варианты постапокалипсиса. Фантастические повести и рассказы

Зайцев кивнул.

– Который всех убьет. Помню, читал.

Дьюи отрицательно покрутил поднятым пальцем.

– Немного не так, коллега. Который отправит всех еще не достигших просветления в нирвану.

– Вот! – подхватил Стивенс, – Вот видите! Вы говорите «смерть», а я говорю – новый мир, новая жизнь, новые возможности. И – бессмертие.

– Простите, бортинженер, – вкрадчиво обратился к нему Зайцев, – А почему же Вы тогда этому счастью предпочли такое опасное и некомфортное дело, как безвозвратный космический полет? То есть, Вы вот это бессмертие, этот новый мир и эти новые возможности, с такой радостью меняете на участь узника, обреченного сначала двадцать лет болтаться в консервной банке, летящей в пустоте, а потом до конца своих дней – в чуть более просторном куполе на чужой безжизненной планете? И заметьте – все это в самом лучшем случае. А на самом деле, вероятность участников экспедиции дожить до глубокой старости крайне мала. Если не сказать покрепче. А Вы от этой перспективы прямо светитесь, сколько я Вас здесь вижу. Так почему же? Объясните!

Стивенс выпятил живот и нижнюю челюсть.

– Да потому, что я – ученый, я – сознательный гражданин и член общества, для которого общественный интерес и тяга к познанию важнее собственного комфорта и безопасности.

Зайцев поморщился.

– Сознательный кто? Гражданин чего? Когда Вы в последний раз участвовали в выборах? Когда, вообще, за последнее время кто-то спрашивал Ваше мнение о чем-либо, включая Вашу собственную судьбу?

– Послушайте, Зайцев, ну это уже всякие границы переходит, – возмутился Стивенс, – Отдавайте все же себе отчет, по чьей милости Вы находитесь в этом райском уголке, занимаетесь своим любимым делом, и до сих пор наслаждаетесь милой Вашему сердцу отдельной от всего мира индивидуальностью. Вы не думали, что Пан может и рассердиться? Или Вы надеетесь, у него нет других кандидатур на Ваше место? Или Вы думаете, что умнее коллективного разума миллиардов людей, в том числе таких, которые еще в своей индивидуальной жизни добились несоизмеримо большего, чем Вы? Откуда у Вас такое бесстрашное самомнение?

Дьюи с нарочитой улыбкой всплеснул руками.

– Коллеги, коллеги, успокойтесь! Виктор, ну Вы тоже не перегибайте палку. Все-таки, нам всем вместе еще лететь в одном корабле. Если мы здесь не можем найти общий язык, что же будет в космосе?

Зайцев пожал плечами.

– Приношу извинения, Энтони.

Стивенс насупился, встал.

– Принято. До завтра, профессор. До завтра, tovarishsh Зайцев.

Бортинженер вышел.

Дьюи повернулся к Зайцеву.

– Виктор, ну зачем Вы его дразните? Конечно, Энтони – не подарок. Но он – прекрасный бортинженер. И в проекте «Эдем» почти с самого начала – дольше, чем любой из нас.

– Я все понимаю, проф, – слегка виновато пробормотал Зайцев, – Но это восторженное прославление Пана сильно отдает криками «Да здравствует Сталин!» перед расстрелом в подвалах Лубянки.

– А бывало и такое? – недоверчиво уточнил Дьюи.

От удивления профессор даже подался вперед, приняв крайне неудобное положение в шезлонге.

– Клевещут, – Зайцев развел руками.

Дьюи пожал плечами, откинулся на спинку.

– Ну, собственно, Вы сами все и объяснили. Вот увидите, – заверил он Зайцева, – вся эта восторженность выветрится из Энтони, как только корабль удалится от Земли на достаточное расстояние.

Зайцев встал из недовольно заскрипевшего шезлонга.

– Хотелось бы верить, проф. Извините, вынужден Вас оставить.

– Что так? – удивился Дьюи, – Ложиться спать еще рано.

– У меня встреча с Жанной. Пригласила в гости.

Дьюи приподнял бровь.

– Не выроните монокль, проф, – предупредил Зайцев.

– Спасибо за заботу, – сердечно поблагодарил Дьюи, – постараюсь.

***

Кроме Зайцева, Стивенса и Дьюи в экипаж «Эдема-1» входили еще три девушки. В отличие от мужчин Зайцев про себя называл их по именам – Мейбл, Фредерика и Жанна. Все же одной из них суждено стать ему если не женой, то любовницей.

Американки Мейбл и Фредерика сильно отличались и внешне, и по характеру. Широкобедрая и грудастая Мейбл походила на раненую белую птицу. Испуганно хлопала ресницами как крылышками и глядела вокруг с отчаянным выражением выпавшего из гнезда птенчика, просящего то ли о пощаде, то ли о защите. Все это при двух докторских степенях – по агрономии и космобиологии. На групповых тренингах, когда по ротации приходил черед играть роль капитана, она единственная из всего экипажа регулярно проваливала управление командой. Впрочем, в качестве подчиненного Мейбл оказывалась почти идеальной – при условии точной постановки задачи.

Химик и астрофизик Фредерика, напротив, отличалась несколько чрезмерно – на вкус Зайцева – спортивной фигурой. Она ничем не хлопала, при разговоре смотрела прямо в глаза. В ее подтянутости виделось больше от военного лагеря, чем от дамского фитнес-центра.

К третьей, Жанне, Зайцев сейчас как раз направлялся. Стивенс как-то окрестил ее инженю-строителем. Зайцеву это определение казалось не очень точным. В Жанне причудливо сочетались французский шарм – или то, что Зайцев за него принимал – с быстрым и точным умом. И Зайцев опять не мог понять – отточенный ли это опытом разум профессионала или природная женская сообразительность. К посиделкам на веранде Жанна относилась подчеркнуто пренебрежительно, как к пустой болтовне.

Зайцев шел к коттеджу Жанны впервые и привычно считал шаги незнакомого маршрута. Досчитав до двухсот сорока пяти, он поднялся по ступенькам, постучал, услышал приглашение, открыл дверь. И лицом к лицу столкнулся с молодым аборигеном. Або смерил его пронзительным взглядом и молча посторонился. В глубине гостиной Зайцев увидел возлежащую на кушетке Жанну в чем-то легком со сбившейся на предплечье бретелькой. Перед кушеткой стояли низкий стульчик и небольшой столик с фруктами и бутылкой местного тонизирующего напитка. Зайцев почувствовал, как его увлекает флейта крысолова.

Уже дойдя до кушетки, Зайцев обернулся на скрип двери и остолбенел. На исчезающей в проеме голой ноге аборигена красовался неповторимый зигзагообразный шрам.

– А что у Вас делал пин, Жанна? – брякнул Зайцев без предисловий.

Жанна, приоткрыв от удивления рот, непонимающе уставилась на него. Зайцев указал пальцем на дверь.

– Я видел, как его присоединили.

Жанна перевела дух.

– В лодке, на вечерней заре? – уточнила Жанна.

Зайцев кивнул. Жанна облегченно рассмеялась.

– Расслабьтесь, Виктор. Это новый ритуал инициации у аборигенов. Имитируется инсайт молодого воина. Лауро его как раз вчера проходил.

– Зачем?

– Юный або, с одной стороны, как бы впускает в себя мудрость и силу Джи, – терпеливо объяснила Жанна, – с другой, спасает себя от настоящего инсайта. Ведь присоединиться можно только один раз.