Евгений Филенко - Бумеранг на один бросок

Конечно, у меня имелись Гелька и Алиска. Конечно… только все равно чего-то мне не хватало.

Спустя мгновение я обнаружил, что по лицу моему текут слезы. Слабость, непозволительная для эхайнского аристократа, пускай даже утомленного долгим путешествием.

Но здесь я еще оставался человеком. А люди не стыдятся слез.

Мои опасения по поводу «грузопассажирского блимпа» оправдались, но лишь отчасти.

Это был все же скорее грузовой транспорт, нежели пассажирский. Дюжина пассажиров едва ли ни бочком вынуждена была протиснуться в то, что отдаленно напоминало салон. В полумраке я не имел возможности толком разглядеть своих невольных спутников, да, впрочем, и не стремился. Все происходило в сосредоточенном молчании, как перед военной операцией. Кресел не было — их заменяли уже знакомые спальные коконы в расправленном виде. Пассажиры деловито рассредоточились по местам. Должно быть, каждый из них не раз уже проделывал подобное путешествие и знал, что не будет не только стюардесс, но и общительных соседей. Мне ничего не оставалось, как поступить тем же образом, не обнаруживая, насколько возможно, своей неопытности. Внутри кокон ничем не отличался от уже виденного на «Энергеме 86». Я вздохнул с облегчением. Мне сейчас не хотелось, чтобы кто-нибудь лез с разговорами и неуклюжими попытками прояснить мои намерения. Тем более, что я и сам уже не знал, чего хочу.

Я включил старого доброго Лантерна с его «Опусом», привычно уперся пятками в дальнюю стену и моментально отключился.

Это был короткий полет, хотя длился он не менее двенадцати часов. Я продрых момент старта и открыл глаза, когда синтезированный голос произнес над моим ухом: «Прибытие в космопорт „Дхаракерта-Единственный“. Пассажирская галерея открыта».

Должно быть, по мере удаления от Земли количество внимания, уделяемое одним человеком другому, падает. Если не считать внезапных всплесков любознательности, как в случае с психологом-тайкунером… В этом мире на меня вообще никто не реагировал. То, что называлось галереей, на деле напоминало собой узкую трубу с бронированными стенами, в которых через равные промежутки наличествовали узкие вертикальные окна. Оттуда, не до конца приглушенное светофильтрами, лупило наотмашь ослепительное солнце. «Надень окуляры», — буркнул проходивший мимо абориген. Окуляров у меня не было, а мовид служил неважной защитой. Жмурясь, почти наощупь я дотопал до помещения космопорта.

И угодил в пандемониум.

Дхаракерта была одним из последних человеческих миров в той зоне, которую называли Фронтир, произнося это слово с самыми разными интонациями, от восхищения до издевки. Сути это не меняло. Здесь проходила граница соприкосновения Федерации и остальной, нечеловеческой Галактики.

Я стоял под огромным куполом и потерянно озирался.

Ничего нет хорошего оказаться единственным бездельником на планете. А те несколько сотен разумных существ, что постоянно здесь обитали, были заняты большим общим делом. И, между прочим, люди составляли не более трети от их числа. То есть, лишь каждый третий, кто проходил, пробегал или проносился мимо меня, был человеком или хотя смахивал на такового.

Они строили Галактический маяк нового поколения.

Кое-что об этом я знал из рассказов дяди Кости, который во времена бурной юности был смотрителем Галактических маяков. Кое-что добавила мама, хотя и в самых иронических красках — так она всегда поступала, чтобы скрыть неприятные или болезненные воспоминания, когда не было возможности просто не вспоминать. В ту пору это были компактные, полностью автоматизированные сооружения с малой зоной покрытия — четыре или пять, максимум двенадцать, кубопарсеков. Если верить дяде Косте, это было не бог весть сколько. Поэтому маяков было довольно много, располагались они на самых негодных к обитанию планетах и требовали к себе постоянного внимания. Обслуживание сводилось к рутинному профилактическому осмотру, потому что плоддеры, что занимались этим в зоне ответственности Федерации, редко обладали познаниями, необходимыми для устранения серьезных неисправностей. «В паре со мной были вначале бывший патрульник, а потом бывший синоптик, — усмехаясь, говорил дядя Костя. — А я так вообще был никем. Бывший звездоход, несостоявшийся драйвер…» Он, конечно, приуменьшал свои достоинства, но в сигнальной гравитехнике действительно ничего не смыслил. «Мы знали только одно, — продолжал он. — Маяк должен работать. Этого требовала наша плоддерская честь. А кроме чести, у нас тогда, считай, ничего больше и не было». Так как освоение Галактики шло достаточно бурно и без маяков не было возможно пассажирское сообщение, то очень часто их ставили там, где не следовало. Поэтому маяки горели, их сносило наводнениями, их заливало потоками лавы. Иногда вместе со смотрителями, которые так ретиво спасали свою честь, что не успевали спасти жизнь.

«Нгаара, вам следует знать достаточно о тех местах, куда приведет вас избранная дорога. Потому что вы можете выглядеть кем угодно, только не праздношатающимся зевакой».

Новый Галактический маяк «Дхаракерта» был способен заменить без малого сотню старых. Маяк был огромным, мощным и практически безотказным. Как это достигалось, я не знал, но подозревал, что дело было в известном принципе «вечных машинок», то есть биомеханизмов, способных к самовосстановлению. К вечным двигателям в классическом понимании этот принцип касательства не имел, хотя наверняка был какой-то неожиданной, нестандартной его реализацией. «Вечные машинки» окружали нас на каждом шагу и были настолько привычны, что никто их уже и не замечал. Всякие там роботы-уборщики, ковры-мусороеды, те же видеобраслеты, но только простые, без функций пространственной стереоразвертки… Существовало какое-то фундаментальное ограничение по размерам, связанное с потреблением энергии. Но теперь оно то ли было преодолено, то ли вообще никогда не действовало применительно к циклопическим конструкциям на необитаемых планетах… Принцип, который был заложен в Галактических маяках нового поколения, уместнее было назвать «вечными машинищами».

(И я опять-таки слышал что-то похожее от дяди Кости. Что-де побывал он, на заре все той же юности, на планете, которая целиком была такой вот машиной — вечной не вечной, а исправно работавшей много веков кряду…)

Маяк строили несколько разумных рас. Этот мир по праву «пришедшего первым» достался людям, они были и заказчиками, и основной рабочей силой. Проектировали же и всем заправляли хтуумампи — какие-то чрезвычайно технически продвинутые крабы. Если я не ошибался, то именно сейчас пятерка этих технарей плыла мимо меня на изящной круглой гравиплатформе, умостившись спина к спине, поджав ходульки и поводя по сторонам разноцветными глазками-шариками на стебельках… Я видал на Земле инопланетян — виавов и, кажется, охазгеонов. Не так давно мне довелось коротко сойтись с эхайнами, да и самому испытать сомнительное удовольствие от вступления в их ряды. Все это были гуманоиды и походили на людей, как две капли воды, либо отличались только при внимательном изучении. На Дхаракерте же диапазон моих впечатлений расширялся с невероятной скоростью… Впрочем, ничего особенного, поражающего воображение, в них не было — крабы как крабы, разве что большие и в морозно-перламутровых панцирях. В справке Глобаля были перечислены и другие расы, о которых я ничего сейчас уже не помнил. Внешне маяк меньше всего должен был напоминать собой старинные каменные башни на морских берегах, которые я не раз видывал на экскурсиях. Приплюснутый усеченный конус, на одних схемах темно-серый, на других — насыщенно-синий, посреди довольно скучной пустыни, которая покрывала почти всю Дхаракерту, за исключением полярных зон. В чем состояло это исключение, я узнать не удосужился. Может, какие-то водоемы, а может — ледяная корка. Должна же здесь откуда-то браться вода… Даже недостроенный, Галактический маяк выглядел впечатляюще. Залитый огнями прожекторов, подсвеченный компактным искусственным солнышком, он занимал все пространство до самого горизонта, как бы для контраста оставляя над собой узкую черную полоску неба. С разреженной, почти негодной для дыхания, газовой оболочкой, Дхаракерта была необитаема до прибытия строителей. Ей предстояло вновь опустеть после того, как маяк заработает в полную силу. Потому что ни одно известное живое существо не способно выжить в не стихающем ни на миг прибое гравитационных волн. Даже обычные механизмы сбоят и идут вразнос. Только не «вечная машинища» маяка. Ожидалось, что он будет указывать путь космическому транспорту не менее полутора тысяч лет. А то и дольше… если выдержит Дхаракерта. К тому моменту на смену сооружениям вроде него должны прийти совсем уже вечные маяки нового поколения, не нуждающиеся в опоре на планетную твердь и дрейфующие в пространстве по собственным траекториям.