Евгений Филенко - Бумеранг на один бросок

Ему даже удалось получить доступ к списанному, но все еще вполне дееспособному кораблю класса «ламантин-турбо». Сугубо транспортное судно легко поддавалось любым модификациям, в том числе и переоборудованию в боевую единицу. Дальности полета вполне хватало, чтобы достичь внешних рубежей Эхайнора. Правда, на обратный путь ресурсов могло и не хватить… но кто собирался обратно?

Вечером того же дня, когда Оливер Т. неосмотрительно сделал запрос в службы обеспечения Звездного Патруля по поводу тяжелого фогратора класса «протуберанс», в дверь его дома деликатно постучали. На крыльце стоял высокий худой мужчина, довольно пожилой, с костистым морщинистым лицом, в просторном плаще-пелерине и высокой старомодной шляпе. В руке он держал зонтик-тросточку, который был, впрочем, загодя сложен. Между тем, шел проливной дождь, и его капли неподобающе весело плясали на широких полах диковинной шляпы.

Доктор высокой словесности Виктор Авидон, писатель и педагог, лауреат премии «Пангалаксиум» в гуманитарной сфере. И одновременно — Генеральный секретарь Наблюдательного совета при Департаменте оборонных проектов. То есть, человек, мнение которого даже такими монстрами, как Голиаф, президент Департамента, или вице-президент Ворон, высоко чтилось и являлось для них приказом, требовавшим немедленного и неукоснительного исполнения.

— Я пришел один, — сказал Авидон и поспешно снял шляпу — дождь радостно забарабанил по макушке с торчащими прядями редких седых волос. — Нам нужно поговорить.

В бытность Оливера Т. сотрудником Департамента они встречались пару раз, не больше, и вовсе не общались. Визит подобного уровня предвещал мало доброго.

Оливер Т. отступил, впуская нежданного гостя под навес.

— Заложники? — спросил он одними губами.

— Нет, — ответил Авидон. — Ничего не происходит. Ровным счетом ничего. Вы заблуждались. Следовательно, ваш страшноватый план лишен смысла. И потом… все равно никто не может позволить вам продолжать то, чем вы занимались все это время.

Оливер Т. бросил короткий взгляд на пристройку, где хранилось все, что он собирался установить на свой корабль.

— Да, — сказал Авидон печально. — Там уже ничего нет. Личные затраты будут вам возмещены. Так мы можем поговорить?

Оливеру Т. понадобилось немало усилий, чтобы преодолеть барьер колоссального уважения, которое он питал к своему собеседнику, и продолжать выглядеть саркастичным и разочарованным.

— Не сейчас, — сказал он. — Позже. Когда эхайны возьмут заложников, у нас, словно бы из ниоткуда, возникнет много тем для разговоров.

— Этого не случится, — мягко возразил Авидон. — Активность эхайнов за последнее время резко снизилась. Возможно, им по каким-то малопонятным причинам не до нас.

Оливер Т. досадливо скривился. Это была ложь во спасение: уже случились и Зефир, и Форпост, и Сторверк. И вдвойне было неприятно слышать наивную дезинформацию из уст такого почитаемого человека, как Виктор Авидон.

— Это случится непременно, — сказал он. — В тот момент, когда никто этого не ждет. Так всегда и происходит, я специально изучал этот вопрос…

— Мы тоже не сидим сложа руки, — проворчал Авидон.

— У них всегда будет преимущество.

— Возможно. Но мы ничего не можем с этим поделать. Хищник всегда в более выгодном положении, нежели жертва. А мы не хищники.

— Я уже слышал эту песенку. — Оливер Т. с неудовольствием поймал себя на неучтивости, но ничего не мог с собой поделать: была задета так и не зажившая рана. — Спойте ее родственникам пассажиров «Равенны». — Он прикрыл глаза и, ненавидя себя, прибавил: — И планетографов с Зефира.

— Так вы знаете про Зефир, — проговорил Авидон озадаченно.

— А вы научились лгать, доктор, — хмыкнул Оливер Т. — Вы стоите на пороге моего дома. Но, кажется, уже запамятовали, что когда-то я работал под вашим призором. Я ещё способен извлекать рассеянную информацию из Глобального инфобанка и делать правильные обобщения.

— Отчего вы не пригласите меня в свой дом и не позволите присесть? — спросил Авидон;

— Я не ждал гостей, и у меня беспорядок, — ответил Оливер Т. и покраснел.

— Понимаю, — вздохнул Авидон, вертя шляпу в руках. — Поверьте, друг мой: этот разговор для меня тягостен не меньше вашего. И я действительно ощущаю себя в чуждой для меня роли, для которой подхожу хуже всего. Я отложил на неопределенный срок незавершенные труды, от которых, подозреваю, человечеству было бы много больше пользы, чем от моего секретарства в Наблюдательном совете. Мне приходится заниматься делом, которое вызывает глубокие нравственные колебания, но только потому, что я не могу доверить его кому-нибудь другому… у кого таких сомнений не в пример меньше, как у Ворона, или нет вовсе, как у вас. Вы должны простить мне излишнюю прямоту, но вы не мальчик, чьи чувства следует щадить, а я гожусь вам в прадеды и учил еще тех, кто учил ваших учителей. Где-то, очевидно, произошел сбой… Ворон хотел направить к вам каких-то функционеров — я запретил ему. Он хотел прибыть лично — я запретил ему и это. Мне важно понять самому, что движет вами и такими людьми, как вы. Вы же понимаете, что вы не один. И это не может не настораживать.

— У нас разные углы обзора, — усмехнулся Оливер Т. — Вы видите все человечество, а я — лишь пару сотен человек, что могли бы оставаться частью этого человечества, не помешай тому эхайны.

— Я понимаю вас, — сказал Авидон. — Можете мне не верить… единожды солгавши, кто тебе поверит… но это так. Понимать всех — часть моей работы. Я понимаю и тех, кто лишился своих близких. В отличие от вас, я говорил с ними вот так, как сейчас говорю с вами, с глазу на глаз. Горе их безмерно, но в большинстве своем они не готовы мстить. Прекрасно сознаю, что на то есть разные причины. Кто-то не чувствует в себе сил и трезво оценивает возможности. Кто-то знает, что местью ничего не исправишь и никого не воротишь. Кто-то и хотел бы сурово наказать виновников, но не питает никаких чувств ко всему Эхайнору. Ни ненависти, ни любви. В конце концов, эхайны не сделали ровным счетом ничего, чтобы завоевать нашу признательность. Что ж… это ничего не меняет. Друг мой, мы не станем воевать с Эхайнором. Мы будем умело обороняться и настойчиво искать ненасильственные пути к умиротворению наших строптивых оппонентов. Доброта, терпение и снисходительность. Как бы непереносимо это ни звучало для вас… Но пока мое мнение не пустой звук в этом мире, будет так и только так. Слава Господу, тех, кто согласен со мной, многократно больше тех, кто согласен с вами. И мы добьемся своего, не проливая крови, не сжигая городов и не взрывая планет. Возможно, я не самый умный человек и не самый последовательный гуманист, но мне отвратительна перспектива видеть в моем мире призывные пункты, медкомиссии по набору «диких гусей» и военные госпитали.