Эли Эшер - Геном Варвары-Красы, или Пикмалион

– Орешек, Джери, орешек, на, иди сюда, орешек!

Еще и иностранное имя! Как будто всего остального было недостаточно, чтобы насторожить бдительного кондуктора. Надежда Сергеевна вознамерилась было не пускать в троллейбус такую пассажирку, но парень предъявил ей удостоверение санитара и сказал, что так доктор велел. С докторами пожилая кондукторша спорить не решилась и, приняв деньги за билет, потом все три остановки продолжала неодобрительно поглядывать на нелепо сгорбившуюся фигуру в темно-синем трикотаже. Наконец, под радостный писк: «Еще столб!», все трое покинули её территорию, а троллейбус маршрута номер 15 унес вздохнувшую свободно бдительную кондукторшу навсегда из нашей истории.

⁂

Открыв чудо речи и обнаружив ее полезность, Джери вошла в режим, в который обычно впадают начинающие говорить дети. Она стала называть все, что могла узнать и на что у нее имелось слово. Особенно ей понравились фонарные столбы. Их было много, и их можно было называть каждый раз, когда они проплывали мимо за окном. Потом они шли по переулку, и там тоже было много разных вещей, которые можно было называть. Наконец они попали в норку, и тут очередной орешек кончился.

– Орешек! – сказала Джери. Но на этот раз магия не сработала.

– Нету, – ответила Та-ша.

– Сыр? – с надеждой спросила Джери.

– …Сейчас … – сказала Та-ша и явно собралась пойти за сыром.

И тут с Джери произошло то, что очень часто и вполне обыденно происходит с мышами. Да, в общем-то, и с людьми бывает. И у этого тоже было название! Длинное, сложно, красивое! Её обязательно похвалят за такое слово, а может, и еще что вкусное дадут! Счастливая тем, что знает новое слово, Джери тут же произнесла его вслух!

⁂

Добраться до Наткиного дома удалось почти без приключений. Орешков хватило еще надолго, благо каждый из них Джери грызла чуть ли не несколько минут. Как она это делала, оставалось загадкой, но ни Натка, ни Петя не считали нужным на это жаловаться. К сожалению, помимо угрызания орешков, на Джери напал словесный понос. Она просто не могла удержаться от того, чтобы не называть вслух все, на что падал ее взгляд.

На этом фоне попытка Джери спрятаться в колючих кустах от троллейбуса выглядела уже как незначительный инцидент. Дальше произошло краткое объяснение с вознамерившейся помешать им кондукторшей. И тут Петя заработал еще несколько очков в Наткином сердце, легко разрешив проблему. Оно просто солидно предъявил пожилой мегере откуда-то взявшееся у него удостоверение санитара и объяснил, что они выполняют предписания врача. После чего та мгновенно сдала назад.

Три остановки на задней площадке, где Петя с Наткой, вцепившись в поручни, прижали Джери к окну, прошли почти мирно. Затем, доведя кондуктора почти до исступления Джериными воплями: «А вот еще столб!», троица наконец покинула негостеприимный троллейбус. Тут они свернули в переулок, где стоял еще довоенной постройки четырехэтажный, выкрашенный желтой краской кирпичный дом, в котором на третьем этаже была квартира Наткиных родителей. Домофон был в очередной раз сломан, лифта тут никогда и не было, так что по полутемной лестнице с обшарпанными стенами, покрытыми сентенциями бомжей, пришлось подниматься пешком. Впрочем, в полутьме Джери стала двигаться значительно охотнее. К счастью, дома никого не оказалось, поэтому удалось отложить объяснения с родителями на потом. Пройдя через прихожую и гостиную, все трое вошли в тесную Наткину комнату.

И тут орешки кончились.

– Орешек, – сказала вслух Джери и уставилась на Натку.

– Нету, – сказала та.

– Сыр? – с надеждой сказала Джери.

– Надо посмотреть, – ответила Натка, – Сейчас проверю в холодильнике…

Но не успела. С той же жизнерадостной непосредственностью Джери сообщила:

– Обкакалась!

На несколько секунд повисла неудобная тишина.

– Знаешь, Петя, – сказала наконец задумчиво Натка, – Может, мне это только кажется, но думаю, что она совсем не иностранка…

Карен сидел за рабочим столом в своем кабинете заведующего лабораторией и пил чай из широкой чашки тонкого фарфора, расписанной волнистым синим узором. Чай был только что заваренный, крепкий, слегка подслащенный и ароматный. Чудо, а не чай. Цвета коньяка. Коньяк, кстати, очень хотелось в этот чай добавить, поскольку итоги дня были не столь радужны. Его предчувствия оправдались на все сто процентов. Санитары обыскали лечебный, исследовательский и учебный корпуса, но не нашли никого подобного сбежавшему экспонату.

Дальнейший опрос студентов и преподавателей тоже ничего не дал. Оный опрос, разумеется, пришлось проводить очень деликатно, но Карен подозревал, что голая девица на факультете все-таки ещё попадает под категорию «Не видели ли вы чего-нибудь странного?» Увы, не видели. Никто не видел. Мышка, как и боялся Карен, забилась в щель и как будто растворилась в воздухе.

Следующим шагом было перечислить опции. Итак, если она по-прежнему на факультете, то рано или поздно она вылезет из темной дыры или на кого-нибудь натолкнется. Если она уже покинула факультет, то в голом виде дойдет только до ближайшего патруля полиции. А если не в голом? Да нет, решил Карен, даже в одежде она будет так выделяться в толпе, что полиции ей не избежать. Значит, надо будет напрячь связи Варшавского, наврав служителям закона что-нибудь про сбежавшую пациентку психиатрии.

Стоп! А этот вариант вообще рассматривать надо? Откуда она одежду-то возьмет? Не говоря уж о том, что надевать и носить ее она тоже пока еще не умеет. Это все было следующими шагами в её обучении.

Карен задумался. Вопрос «Не видели ли вы чего-нибудь странного?» заставил его проиграть события этого дня. Потом еще раз. Потом заново. А потом поперхнуться чаем. Поставив чашку на такое же изящное блюдце, он вытащил из кармана чересчур умный телефон и произнес:

– Алло, Тосенька?

«Тосенькой» был искин университета, впервые созданный несколько десятков лет назад. Тосенька (от имени Тося, если полно – Анастасия) подбирала расписание преподавателей и студентов, обеспечивала замены по болезни и отпускам, отслеживала тесты, успеваемость, начитанные часы и даже вела ведомости на стипендии и зарплаты, в общем, занималась кучей дел, без которых функционирование такой большой организации, как университет, было бы невозможно. Создавший его декан IT факультета, по каким-то одному ему известным причинам, дал искусственному интеллекту столь игривое имя. Имя прижилось, и, несмотря на периодически приходящие из Минобразования пароксизмы политической корректности, все новые и продвинутые версии искина также получали имя «Тосенька». Просто все к нему привыкли, и никто не решался устраивать хаос на пустом месте.