Татьяна Хмельницкая - Идеологема

– Честно пытался быть интригующим, забыв, с кем имею дело. И еще: не сможешь понять, то хотя бы запомни, что я не собираюсь давить на тебя, перетягивать на свою сторону, убеждать в чем—то. Раньше я верил, что так нам с тобой будет проще общаться. Признаю – ошибся. В то время это было лекарством для тебя, но не теперь. Я продолжал врачевать уже выздоровевшего человека. Знаю, что не прокатит, после… После того что между нами было, любые мои доводы ты станешь рассматривать под десятью лупами. Повторюсь: знаю и принимаю.

– Вот теперь заинтриговал по полной!

– Случайно получилось.

Я рассмеялась. Обстановка казалась мне дерьмовой, дикой и от этого смешной. Панин, как ни пытался сдержаться, чтобы продемонстрировать свою серьезность, тоже захохотал.

– Ну наконец—то.

Фраза, брошенная Грибоедовым в компании Логинова, могла относиться к чему угодно. Но когда я обернулась, уразумела, что сказана она была в отношении нас с четыреста одиннадцатым.

– Ты поговорил с ней? – обратился Дмитрий Иванович к Панину.

Тот в ответ легко пожал плечами и отозвался:

– В общих чертах.

В самую точку! Подходящее определение.

– Ты все поняла, Татьяна? – обратился ко мне друг отца.

– В общих чертах, – широко улыбнулась я.

– Хорошо, ребята, уточняйте детали, – продолжил Александр Кирович. – Работы предстоит много. Илья после твоего прибытия на место дислокации свяжется с тобой. Я тоже присоединюсь к разговору. Обсудим детали – это важно.

Послышался неприятный звук, будто что—то резко оборвалось и заскользило по несмазанному металлу. Табло высветило прибытие капсулы. Одновременно с этим из соседней двери вышли двое мужчин. Я видела их в отсеке перед отправкой с кольца военного корпуса в форме и не сразу узнала в гражданской одежде. Два, в общем—то, незаметных человека, которые легко затеряются среди толпы. По виду туристы. Уверена, что и легенда на время отбора у них будет именно такая.

Вошедшие мужчины сразу направились к открывшейся капсуле, но, заметив командиров, затормозили на полпути. Александр Кирович и Логинов устремились к «туристам» и протянули им руки для пожатия. Потом все четверо вошли внутрь капсулы. Замыкающими оказались мы с Паниным. Быстро протиснувшись в кабину, тоже пожали мужчинам руки.

– Ребята в деле, – мотнув в нашу сторону головой и обращаясь к одному из «туристов», сказал Логинов.

– Я так и понял, – кивнул собеседник. – Семен. Семен Иванов.

На вид ему около сорока. Голубые глаза, светлые волосы, узкое, вытянутое лицо. Тонкие губы кривились в подобии улыбки, но взор оставался напряженным, оценивающим.

– Татьяна Фрэй.

– Вадим Панин.

– Ну, а я – Юрий Соколов.

Другой мужчина светился весельем и, казалось, готов был одаривать им всех вокруг. Пухлые губы, курносый нос, круглая физиономия, лучики морщинок в уголках глаз – приятный парень, ничего не скажешь. Душа компании и заводила – видно сразу.

Впрочем, все мы в военном корпусе приятные до поры до времени…

– Рада знакомству, – улыбнулась я.

– Взаимно, – подмигнул Юрий и посмотрел на Панина. – Снова на одном задании, как в старые добрые времена.

– Воюем, братуха! – отозвался четыреста одиннадцатый.

Двери капсулы сомкнулись, и она полетела по тоннелю, унося нас в своем чреве. Экраны приборов показывали скорость передвижения и расстояние до следующего перевалочного узла. Выходило, что на Центральную северо—восточную развязочную станцию прибудем через три минуты с небольшим.

Мужчины сохраняли безмолвие, и я помалкивала, ловя на себе любопытные взгляды Соколова и недоверчивые – Иванова.

Тихий звук, похожий на выдох, обозначил окончание маршрута. Двери разъехались в разные стороны, яркая вспышка заставила вздрогнуть и зажмуриться. Следом пришли боль в глазах и дезориентация.

«Око», чтоб его замкнуло! Никогда к этому не привыкну.

Я открыла глаза, вытерла тыльной стороной ладони выступившие слезы, шагнула из кабины. Три дрона овальной формы с цифрами на боковинах и абстрактным рисунком, напоминающим человеческий глаз, зависли напротив выхода. Их задача – идентифицировать личность по сетчатке глаза, отослать информацию о прибытии гостя и проверить по базе данных на наличие специфических запросов от разных служб.

– Прибывший. Номер паспорта сто двадцать три, четыре четверки, ноль. Передвижение согласовано, – монотонно озвучил заложенную информацию дрон.

Словно эхо, ему вторили другие дроны, произнося номера паспортов мужчин. Странная короткая какофония цифр, выполненная растянуто и бесстрастно, била меня в спину. Хотелось ускориться, преодолеть препятствие.

Неожиданно для себя поменяла курс и вместо прохода к магнитным линиям отправилась к боковой стене зоны отчуждения платформы, роль которой выполнял корпус кольца. Что меня понесло туда, не знаю. Просто чувствовала необходимость задержаться здесь. Меня будто не пускало в бурлящий людской поток станции, заставляло медлить, тянуть время.

Необъяснимое чувство застигло врасплох, казалось, что если я выйду за пределы платформы, то ничего не смогу изменить. Жизнь покатится по не зависящим от моих решений законам, а я побегу по рельсам впереди локомотива с желанием спастись. От чего? Да кто ж его знает? Возможно, сказывалось волнение, ведь впервые я в роли наблюдателя на таком мероприятии.

Игры на моей памяти проводились в четвертый раз. Первый отбор состоялся, и люди, увлеченные шоу, транслируемым на всех телеканалах планеты и Абсолюте, вмиг сделали его популярным и объединяющим наши два мира. Единство, которого не хватает в нынешней жизни, на время игр поселилось в каждой семье. Мы все стали одной расой, забыли о функциях, правилах, инструкциях и показаниях. Управляло нами в этот период только одно: болеть за лучших, чтобы определить первых из них.

А потом все рассыпалось. Десять индивидуалистов стали командой, затем – криминальной шайкой. Далее – бандой отъявленных головорезов. В одном из рейдов абсолютовцы их уничтожили, всех до единого.

Следующие два отбора закончились провалом. Нашим провалом. Тех, кто живет в космосе, а не на Земле. После первых игр было столько поручений и ограничений к тем, кто смог себя проявить в отборе или просто участвовал в нем, завоевать звание лучшего. Пятеро участников покончили жизнь самоубийством. Другие затерялись в толпе, стараясь спрятаться от обоих миров.

Что будет сейчас, никто не знал. С каждыми новыми играми правила менялись, усложнялись, становились жесткими, если не сказать жестокими. Но загадка в другом: почему раз от раза участников—землян становилось больше?

Фу—ух…

Мне предстоит выбирать.

Ненавижу не только это гнусное, категоричное слово «выбор», но и все, что оно олицетворяет. Оно подразумевает конечность чего—то, слом понятий, ненужные душевные затраты. Каждый раз, сопровождая в роли координатора рейд, я делаю выбор, и каждый раз он дается с трудом. Всегда есть история, будь то маленькая, в рамках одного человека, прожившего минуту, час, день. Или большая: в рамках страны, планеты, общества, судьбы цивилизации. Но выбор, словно портной ножницами, обрубает гладкость полотна существования. Потом притачивает другие, ранее отрезанные куски, моделируя, составляя по своему разумению лоскутный ковер эпохи, придерживаясь все тех же рамок: от минуты жизни человека до судьбы цивилизации.