Елена Асеева - Лан-Эа, властитель небес. Том второй

Мне показалось даже, что Ковин Купав Кун качнулся назад вперед от принятой информации, и широко открыв рот, судорожно вздохнул, а ощутимо, все еще придерживающая меня под спину, его левая рука завибрировала. А когда тархович, так-таки, открыл очи, и, вернув в исходное положение голову, взглянул на меня, срывающимся на волнение голосом молвил:

– Почему Праматерь Галактика величала вас чадом? – спросил он таким тоном, будто лишь я и мог только это пояснить. Но я не мог. Ибо и сам не понимал почему она так трепетно относилась ко мне и столь жестко к Камалу Джаганатху. Я жаждал услышать ответ на данный вопрос от самого главного дхисаджа или Ананта Дэви, посему только отрицательно закачал головой в ответ.

– Как я понял, Праматерь Галактика гневаясь на поступки его высочество, явила новое ответвление, – отметил Ковин Купав Кун весьма задумчиво и тихо, – и она не желает формальности вашей власти. Або ее замыслы инакие, по всему вероятию, они не согласуются с теми кои выстраивает Ананта Дэви и замышлял ваш отец, – добавил тархович вслух, видимо, сказывая лишь собственные размышления.

– Я не хочу этой власти, не хочу править Нитья Веж-Аруджаном, – торопливо откликнулся я, и вновь не согласно затряс головой, – хочу, как прежде жить с вами и прабхой на Пятнистом Острожке.

– О, мое милое дитя, – произнес главный дхисадж и вновь привлек меня к своей груди, нежно поцеловав в голову. – Мы уже в Тарх системе, на планете Садхана, на одном из ее трех континентов Зара, в вашем тереме, куды прибыли нынче поутру. И я уверен, ваше великолепие, вам не стоит суетиться в собственных желаниях. Поелику то, что Праматерь Галактика вступила с вами в общение и вы, обладая сравнительно малым размером, сумели ее понять. Сие явственно указывает на то, что вы даже более значимое творение, чем мы все до сего момента полагали.

Скорей всего, мой терем располагался на скалистом утесе, цвет которого наблюдался зеленовато-бурым. Не имеющий какой-либо растительности он слегка загораживал своим одним более вытянуто-дугообразным краем, лежащую внизу долину. Структура того утеса живописала разнородные по толщине каменные пласты, плотно наложенные друг на друга и, одновременно, покрытые шероховатыми выемками, бороздками, да обрывистыми сеченами, по рубежу порой поражая взор и вовсе обтесано-рваными гранями. С его вершины (зримо в отношении моего терема) вниз срывался большим потоком водопад, чей тон воды можно было сравнить с сияющим бело-серебристым, а курящаяся возле него дымка, создавая наблюдаемую кривизну, переливала в себе еще и голубые, желтые полосы. Под тем мощным ниспадающим потоком воды каменная поверхность изгибалась вглубь утеса и лежала продолговатыми трещинами, создающими множественные выемки, выступы, террасы, заусенцы, отдельные островерхие зубцы аль все же ступени.

Просматривался и сам серый небесный купол планеты Садханы по которому ровно протянулись желто-розовые полосы, особенно ярко виднеющиеся в местах стыка с лучами звезд. Тара и Лакшми располагались на небосводе на одном уровне. Хотя первая звезда по размерам в четверть превосходила вторую, а их белые диски, охваченные ярко желтым ореолом сияния, распространяемого во все стороны, делали более видимыми пять мелких свинцово-серых круглых пятнышка, таким побытом, проступающих соседних планет.

Я сидел на ближайшем к стене широком кресле, сидение которого выдвинулось вперед, а само оно развернулось так, чтобы можно было наблюдать вид за окном… точнее за стеной. В этом месте не имелось никаких преград, и даже отсутствовал какой-нибудь купол. Обаче, мне казалось, Ковин Купав Кун толкуя о том, все-таки не до конца стал откровенен, ведь капли воды, просыпающиеся с водопада, не залетали ко мне в комнату, не оседали парами на мохнатом полотнище пола. Вместе с тем ощущалась прохлада и свежесть самой воды. Стоявшие возле моего кресла два из трех невысоких треугольных столика прозрачно-белых, по рубежу ограненных узкими бортиками из розово-фиолетового граивейя, опять же слегка развернулись. И поместившиеся на них пузатые и точно плетенные из золтых веточек ковши, полные живых цветов и тут крупных нежно-сиреневых метельчато-ветвящихся соцветий, кои тархович указал, как румянки, дышали на меня сладостью, вызывая ощутимый голод.

Впрочем, я поколь старался воздержаться от еды, хотя главный дхисадж и настаивал, толкуя, что более полутора суток, согласно времени Тарх системы, я, находясь в лечебной капсуле, ничем не питался. Но я желал перво-наперво потолковать с Ананта Дэви и тархович уступил. Посему, когда Ковин Купав Кун ушел вызвать Камала Джаганатха, абы он не был в моем тереме, а находился в гостях у амирнарха (как я понял, сравнительно недалеко) Никаль принялся меня переодевать. Он, облачив меня в ярко голубое нави, которое скрывало грудь и, подобно юбке, мои ноги, также одним концом прикрывало левую руку до локтя, перенес меня в кресло, сам же заняв место позади него, почитай возле стены.

– Как прекрасно! – протянул я, наблюдая падающую вниз воду, не только проливающуюся потоком, но и летящую каждой отдельной каплей. И тотчас спустил вниз, с вытянутого сидения кресла, левую ногу, пытаясь на нее опереться, в надежде, что она мне все же подчинится.

– Не надобно сего творить, ваше великолепие, – тотчас раздался позади меня голос главного дхисаджа и я торопливо обернувшись, увидел, как он вошел через раскрытые створки дверей в опочивальню. – Коль вы малостью наберетесь терпения, убежден, спустя пару часов станете чувствовать ногу, – добавил он, и, подойдя ко мне ближе, перегородил своей фигурой сам дверной проем, хотя я, итак, понял, что створки поколь не сомкнулись.

– Почему это и вообще со мной происходит? – спросил я тарховича. Поелику сей вопрос меня всегда интересовал, так как мне все время казалось, я, поглощая сознания, что-то делаю неправильно. И тотчас подняв голову, воззрился в лицо Ковин Купав Куна приметив растянувшиеся в улыбке его вишневые губы.

– Слишком много и скоро вы, Лан-Эа, поглотили сознаний, не только жертвенного, но и взятого силой. Да и поглощать вы их, как мне видится, должны по другому, – отозвался, впрочем, не главный дхисадж, а сам Ананта Дэви, вошедший в мою комнату, верно, потому и не закрылась дотоль дверь. Абы стоило Камалу Джаганатху вступить в помещение, как створки дверей принялись медленно сходиться промеж друг друга.

– Как же надо? – вместо приветствия откликнулся я вопросом. Смещая свой взгляд с лица Ковин Купав Куна на медленно ступающего мимо меня, в направлении отсутствующей стены, сурьевича, ноне непривычно одетого в серебристое одеяние, напоминающее ормяк, который носил, как домашние вещи прабха, только тут без рукавов, капюшона и пояса. Он пришел не обутый, зачастую предпочитая именно так ходить, тем указывая, что находясь у амирнарха в гостях, ни чем себя не обременял.