Елена Асеева - Лан-Эа, властитель небес. Том второй

– Я молвил, дабы он не тревожился, – ответил однако Арун Гиридхари и положил на плечо сурьевича руку, нежно его пожав, с очевидностью, пытаясь поддержать али успокоить.

– А есть чему тревожиться? Это из-за поступка БоитумелоЭкандэйо Векеса, – не столько даже вопросил я, сколько утвердил. Хотя и сам понимал, что такая несдержанность Ананта Дэви связана с чем-то иным, вряд ли с братом верховного правителя. Я сейчас внимательно вгляделся в лицо сурьевича, его чуть прищуренные глаза, легкую зябь колыхающихся коротких перьев на голове (сизо-серебристого цвета по окоему охваченных серым сиянием), и словно уловил всю его взволнованность. Порой у меня получалось не то, чтобы прочитать мысли, а лишь ощутить испытываемые чувства: волнения, гнева, раздражения. Они иногда приходили волной и ударяли особенно сильно по плечам, где ощущалась вибрация кожи.

– Причем тут БоитумелоЭкандэйо Векес? – вопросом на вопрос отозвался Камал Джаганатх, наморщив верхний край рта и чуть-чуть вздыбив ноздри так, что я понял, в своем предположение явно ошибся. Обаче уже в следующий момент, нарушая наше несколько густое безмолвие, послышался высокий с легким дребезжанием голос, сказавший:

– Вже сызнова я слышу о сем сорванце и мятежнике БоитумелоЭкандэйо Векесе, кой будто в наказание, днесь преследует меня и на безмятежном Пятнистом Острожке, – и тотчас не только я повернул голову вправо, на звук голоса, но и Ананта Дэви, и Арун Гиридхари легонечко развернулись. Понеже я сразу увидел подходящего к нам со стороны висевшего недалече крсна амирнарха в окружении четырех перундьаговцев. Я хоть его раньше не видел, но сразу понял, что это он, абы его внешний вид был еще тот чудной.

Достаточно мощный, не менее высокий, чем Ананта Дэви, с крепкими покато-округлыми плечами, мышцастой грудью и спиной, облаченный в прозрачно-оранжевый без рукавов флюорит, где плащ проходящий подмышкой левой руки и по плечу правой (имеющий более долгий подол) был сине-фиолетовым. Кожа Раджумкар Анга Змидра Тарх оранжевого оттенка и, одновременно, бархатистая (точно покрытая мельчайшим пушком) смотрелась столь тонкой, что сквозь нее проступало плетение широких коричневых мышц, делающих само тело ребристым не только на плечах, предплечьях, бедрах, голени, но и груди, спине. Впрочем, поразительной в амирнархе, имеющем две руки, две ноги и тонкий, плеточный хвост, завершающийся кисточкой (вылезающий с под материи одежды и легохонько покачивающийся взад-вперед) была форма головы. В виде сплюснутого сфероида она восседала на короткой, толстой шее имея не растянутое прямоугольной формы лицо с угловатым подбородком, широким, плоским носом, дугообразными черными бровями и толстыми красными губами. Его крупные три глаза, один из которых располагался во лбу и назывался зоркий очес с темно-коричневой вертикально расположенной радужкой и черной склерой, да двумя привычными и тут с темно-синими радужками, входящими в иссера-серебристую склеру, были для меня обыденными, супротив затылочной части головы Раджумкар Анга Змидра Тарх наблюдающейся прозрачной. И через эту прозрачность кости наглядно созерцалась не только часть студенистого, черно-синего с двумя тонкими отростками диэнцефалона, но и небольшой механизм, с продольно расположенными осями, мельчайшими винтиками, шурупами, электронными схемами разнообразной формы, густоватыми сине-голубыми плазменными шарами, сверху опутанными голубыми нитями венозной системы, да красными проводками.

– Познакомьтесь, Лан-Эа, – заговорил Ананта Дэви, моментально отвлекаясь от брата верховного правителя людоящеров, и Туви, наконец, утерев мои ноги, убрал от них руки, но так и не поднялся, замерев подле меня на корточках, пригнув еще сильней голову. – Сие долгий срок веремени, бывший для вас на слуху, амирнарх Великого Вече Рас, Раджумкар Анга Змидра Тарх, – добавил он, впрочем, его изучающий взгляд сразу с амирнарха вернулся на меня, очевидно, пытаясь понять, что мне обобщенно известно. А ступающий к нам Раджумкар Анга Змидра Тарх широко растянул свои толстые, красные губы в улыбке, точно знал меня много колоходов, али даже более того, и слегка кивнув, произнес:

– Доброго времени суток, ваше великолепие! Вельми… вельми рад узреть вас. И, так молвить, воочию познакомиться.

– Да и я тож, – откликнулся я, однако, не демонстрируя подобной радости, толком его и не зная. И потому как плывущее от Ананта Дэви волнение стало и вовсе тягостным, торопливо передернул плечами, рывком смахнув с них материю (полностью меня просушившую) вниз, резко развернулся к ним спиной, да сделал два шага вперед. Я замер обок стоящего Дона, прикрытого его ратниками сзади, и протянул руку к нему. Миг спустя опершись ладонью об подставленное им запястье, да сомкнул глаза, стараясь, справится с вибрацией кожи на плечах и вовсе мощно затрепетавшей.

– Что случилось Лан-Эа? – послышался беспокойный голос Ананта Дэви, и вновь волна его напряжения ударилась о мои плечи, словно он не мог держать себя в руках, или наша связь с ним усилилась.

– Вы скажите? Вы, Камал Джаганатх… вы так напряжены, что ваша тревога ударяет по мне, – отозвался я, ощущая, и, то за долгий срок впервые, что не могу справиться с волнением, кое стало теперь ощущаться вибрацией и в лодыжках, и в прахар полосах, с очевидностью, сейчас нуждаясь в перстах Никаля. И посему, чтобы не допустить сеянья вируса задышал глубоко и продолжительно всей поверхностью своей кожи. Секундой погодя услышав, как шумно проиграл, что-то на струнах гуслей по велесвановски Арун Гиридхари, и хотя сурьевич ему не ответил и так понял, что первый попросил второго успокоиться ради меня. И, видимо, эта поддержка негуснегести возымела действие. Ибо, когда я сдержал дрожь прахар полос и ноги мои вновь обрели крепость, а я сам, открыв глаза, и отпустив поддерживающую меня руку Дона, развернулся, Ананта Дэви хоть и глянул встревожено на меня, но данное беспокойство было наполнено лишь участием. Посему он в следующий момент мягко мне улыбнулся, своим безгубым ртом, и с той же нежностью своего довольно-таки мощного голоса сказал:

– Извините, Лан-Эа, за доставленные неудобства. И, да, вы правы, как никогда, наша с вами связь усиливается, дабы вже вмале вы станете не просто принимать мои чувства, переживания, но и мысли.

– Коль они будут такие же волнительные, – ответил я и качнул головой, абы все еще ощущал на собственной коже и в прахар полосах зябь принятой тревоги. – Лучше оставьте их при себе, Камал Джаганатх, – добавив это с очевидным раздражением.

Это самое раздражение правило во мне, когда мы погрузились в оскуй. Я, было, хотел отправиться домой на стремлете с Доном, и даже о том сказал, но Ананта Дэви того не позволил. Да таким указующим тоном, что я не решился с ним спорить, чтобы засим ордынского старшину не наказали и ему не высказывали.