Александр Зарубин - Культурные особенности – II. Божья воля

Один из туземцев поднял ладони ко рту, крикнул – одним горлом, протяжно, заливисто. Дрогнула земля. Гигантский зверь вдалеке сделал шаг, загораживая пришельцев. Эмми поежилась. Ветер утих. Двое штурмовиков на глазах Эмми пробежали, положили к ногам туземцев дары: патронные ящики, тюк парашютного шелка. Люди заговорили опять – быстро, размахивая руками. Переводчик в ушах Эмми захлебывался, выхватывая из кучи звуков отдельные слова. Космопорт, Дювалье, босс… Бизнес…. Эмми оборачивалась, глазела вокруг – дивясь и не понимая. Туземцы тоже дивились, украдкой показывая пальцами на Эмми, Абима и его черные, отливающие углем в полутьме щеки. Мамонты вокруг – переминались, махали хоботами, шумно втягивая воздух – нюхали прибывших людей и крылья летучей машины. Туземка в середине толпы что-то крикнула, подняв руки – за складками шубы и капюшона не угадывался ни возраст, ни пол, но голос показался Эмми по-женски тонким. Толпа загудела опять, Абим обернулся, украдкой показав Эмми большой палец – все, мол, хорошо. Шепнул тихо:

– Договорились. В лучшем виде. Завтра с утра поедем.

Эмми пригляделась – и впрямь, дары исчезли с земли. Туземка приглашающе махнула рукой. Указала на дом – его Эмми сперва приняла за прилегшего отдохнуть мамонта – такой же полукруглый, мохнатый, большой. Лишь полог откинут вверх да светлый дымок вьется в небо от крыши. Люди вокруг замахали, жестами приглашая внутрь штурмовиков. Налетел ветер, пробрался, на мгновение сдул капюшон с головы. Толпа охнула, туземцы загудели – дружно, на все лады, показывая пальцами, как ветер мнет ее рыжие, длинные волосы. Мороз защипал, будто укусил за ухо. Абим наклонился к ней, кивнул, показав вокруг, пальцем – на туземных мужчин с винтовками.

– Будешь?

Эмми не поняла, но, на всякий случай замотала головой в отрицательном жесте. Абим дернул щекой, оскалился:

– Зря. Если для дела – шеф возражать не будет.

Эмми совсем запутавшись, замерла. Абим, видя ее смущение, пожал плечами, буркнул под нос: «дело твое». А потом, лязгнув ножом, надрезал себе палец, провел ей по лицу – тонкой полосой крови по щекам крест-накрест. Гул утих. Взгляды туземцев заскользили по ней, задерживаясь на миг на кровавом кресте – и улетали прочь, как Эмми показалось – разочарованно. Вспыхнуло небо над головой – искрящимся, рыжим огнем, мерцающим на лицах и шкурах животных. Эмми поежилась, потом увидела в небе звезды и поняла: садящийся транспорт подсветил облака, окрасив их рыжим и алым. Гул движков хлестнул по ушам. Старый мамонт поднял хобот вверх, трубно взревел – протяжно, провожая взглядом остроносый небесный корабль.

Абим повернулся спиной. Эмми – за ним, скользя осторожно за полог мохнатого туземного дома. За первым пологом – второй, из плотной вязаной ткани, потом третий, четвёртый. Они поднимались перед гостями и опускались сразу после – быстро, с тихим шорохом, лишь бы не выпустить наружу тепло. После первого – мороз перестал грызть, после третьего пот потек по спине и куртка на плечах вмиг показалась Эмми слишком тяжелой. Заложило нос – воздух жилища был плотен и густ, запах такой, что обоняние Эмми покрутило пальцем у виска, наотрез отказавшись раскладывать его на составляющие. Кто-то закашлялся за спиной, высокий Абим пригнул голову – низко, согнувшись почти до земли. Эмми удивилась, но повторила за ним – действительно, так дышать было намного легче. Украдкой огляделась вокруг – полукруглые, связанные ремнями жерди над головой, седые шкуры внахлест. Мех с внутренней стороны свит, переплетен и завязан в хитрые косы. Черный, клубящийся дым под потолком, на растяжках и балках – бубенцы и яркие блестки. Эмми сперва подумала: серебро, потом пригляделась и увидела раздвоенные хвосты, ребра и чешую – коптилась рыба. Тусклым червонным золотом светилось в полутьме белое мясо, тусклым серебром – чешуя. Шкуры и войлок вокруг – проход был узок, пространство внутри разбивалась тканью на множество мелких закутков и загородок. Похоже – жилых, порожки подметены, пологи чисты и изящно вышиты в ромб алым и желтым узором. Эмми споткнулась о растяжку, присела, аккуратно ковырнула прихотливо вьющуюся нить – золотая. Абим придержал ее.

– Тумгытум, – окликнули их. Слова, будто галька на речном перекате – стукались, звенели непонятно и весело.

Туземка – та, что говорила с Абимом на поле, махнула рукой, приглашая их внутрь. Только троих – остальных штурмовиков туземцы уже растащили по другим укрытиям. Расшитый внутренний полог поднялся на миг, в лицо пахнуло влажным запахом пота, тепла и горького дыма. В кованой плошке трещал огонек, белый дым вился вверх. Плескался по углам полумрак, кружилась голова – внутри было тепло, тихо и душно. Абим присел на войлок, напротив огня. Откинул капюшон с головы. Капли пота сверкнули в полутьме – черные бусины на черном, блестящем черепе. Туземка чуть охнула, расширились от удивления глаза – узкие, золотые глаза-нити над высокими скулами. Прядь волос выкрутилась из под шапки, скользнула ей на лицо. Она на миг замерла, протянула было руку к Абиму – потрогать, но сдержалась. Села напротив, ловко подогнув ноги под себя. Откинула капюшон – мягко прозвенели бубенцы, серебристыми искрами – мех. Плеснули, рассыпались черные волосы по высоким скулам. Достала бурдюк. Разлила белую жидкость по чашкам – старым, круглым, потемневшим от времени. Одну себе, одну подала Абиму. Потом Эмми – взгляд узких туземных глаз скользнул по ней на миг, задержался на кровавых метках на щеках и ушел дальше, не видя. Четвертую торжественно плеснули в огонь – пламя зашипело, белый пар поднялся столбом, затянув, закрыв влагой пологи. Закрутилась, зазвенела бубенцами под потолком подвешенная на шнурке костяная, точеная фигурка алмазной кошки. Туземка откинулась, завела песнь – одним горлом, глухо, протяжно. По стенам пробежала мелкая дрожь – мамонт взревел вдали, в такт, будто откликнулся песне. Потом еще один и еще. Рев хлестнул по ушам, Эмми невольно поежилась, опустила руки поближе к оружию. Под курткой, на поясе – люггер и нейроплеть. Эбеновая оплетка, шершавая, нагретая живым телом рукоять – прикосновение к оружию успокаивало, хоть и немного. Абим поймал ее жест, усмехнулся, мягко перехватив ее руку. Помотал головой. Потянул куртку с плеч. На груди узлами вздулись мощные мышцы. Эмми поймала взгляд туземки – мимо нее, на Абима, в упор. «Плывущий» уже, затуманенный. Увидела, как – алыми искрами по зеркальной коже – румянец ползет вверх по туземным щекам. И скользнула назад в темноту, за складки мехового полога.

Затаилась неслышно, слушая звон бубенцов и тягучий, вибрирующий тон чужой песни. Абим опрокинул стакан. Туземка тоже. Песня умолкла, затих горловой тягучий напев. Лишь бубенчики на потолке звенели – мерно, тихо, волнующе. Скользнул в уши шелест – тихий шелест меха о мех. Разошлись завязки, широкий пояс, звякнув пряжкой, упал, распахнулись полы теплой туземной шубы. Абим усмехнулся – белые зубы сверкнули льдинками в полутьме. Туземка потянулась, мягко толкнула его ладонями в грудь. Абим усмехнулся еще раз и позволил опрокинуть себя назад, спиной на мягкое ложе.

Читать дальше