Михаил Гальцов - Сейд

Разбитый немецкий танк стоял на нейтральной полосе уже неделю. Башня его была снесена реактивным снарядом, пущенным из пушки советского танка «Иосиф Сталин» во время одного из тех боев, где смерть зажигала свои адские огни со всех сторон, не разбирая ни религий, ни возраста, ни цвета погон. Обуглившиеся останки танкистов, жутко смердя, валялись в радиусе десяти метров вокруг танка. Тут же было разбросано большое количество стреляных гильз, оставшихся от некогда разгромленной советской артиллерийской батареи.

Окопавшись с утра в наполовину засыпанном окопе рядом с позицией батареи, снайпер Диркс устроил поудобнее в куче стреляных артилеририйских гильз свою, с отпиленным донышком, вставил в эту гильзу снайперскую винтовку «Mauser 98k» калибра 7,92 мм, с оптическим прицелом шестикратного увеличения и принялся караулить жертву. Жертва появляться явно не спешила.

Федор облюбовал себе место рядом с высокой столетней сосной три дня назад. Обзор был отличным. Чудом уцелевшие после бомбежек и артобстрелов деревья служили хорошей маскировкой. Сержант быстро, как змея, дополз до своего окопа, расчехлил винтовку, положил ее на замаскированный ветками бруствер и стал пристально, сантиметр за сантиметром, обследовать распаханную вдоль и поперек, нейтральную полосу. Трупы русских и немецких солдат, разбитые орудия, груды стрелянных артиллерийских гильз, и черные от гари танки покрывали этот, изрытый воронками, клочок земли. Сержант закончил осмотр, развязал вещмешок, достал оттуда маленькую жестяную баночку из-под чая и осторожно, словно боясь рассыпать что-то очень ценное, открыл крышку. Баночка оказалась наполовину заполненной маленькими шариками темно-коричневого цвета. Сержант поднес баночку к носу и с наслаждением втянул воздух – видно было, что запах вещества, находящегося в баночке, ему очень нравится. Он взял один шарик, помял его между большим и указательным пальцами, и отправил в рот. Сняв с пояса фляжку, быстро отвинтил крышечку и глотнул воды. Затем баночка была закрыта и спрятана обратно в вещмешок, фляжка заняла свое место на поясе сержанта, а сам он взял в руки винтовку, нежно похлопал ее по прикладу и с загадочной улыбкой на азиатском лице прильнул к окуляру оптического прицела. Через минуту рядом с сержантом занимал позицию точно такой же, как и он, снайпер, но только на первый взгляд. Двойник сержанта представлял собой некий плазменный сгусток, способный принимать любые размеры и формы. Сержант с удовлетворением посмотрел на своего двойника и указал ему пальцем на ствол сосны.

Дирксу внезапно захотелось есть. Снайпер подумал, что после четырех часов охоты за русским, он все-таки может устроить себе небольшую передышку. Диркс отложил винтовку, опустился на дно окопа, открыл штурмовой ранец и достал оттуда небольшую, упакованную в фольгу, плитку шоколада. Он развернул фольгу, отломил от плитки небольшой кусочек и быстро отправил его в рот. Диркс любил шоколад так, как многие его друзья любили шнапс. Маленький кусочек горького, пахнущего какао шоколада, поднимал ему настроение, придавал силы и тонизировал мозг. И еще: у Отто Диркса была своя примета, о которой он не говорил никому, даже самым близким друзьям – каждый кусочек шоколада на позиции приносил ему очередную победу в снайперском поединке. Диркс с надеждой посмотрел на плитку шоколада и положил ее обратно в ранец.

Когда глаз Диркса коснулся окуляра, он увидел, как на высокую сосну вблизи русских окопов, быстро взбирается вражеский снайпер. «Русский думает, что за другими деревьями я его не вижу?! Идиот!», – пронеслось в голове у Диркса. Он поймал ползущую вверх по дереву фигурку в перекрестье прицела, задержал дыхание и плавно нажал на спуск. Фигурка замерла и повисла на одном из толстых сосновых сучьев. Диркс передернул затвор, чтобы поднять гильзу после удачного выстрела, и отодвинулся от оптического прицела. Выстрела русского он не слышал. Пуля вошла немецкому снайперу прямо в переносицу, одним штрихом перечеркнув все его надежды и мечты в земной жизни.

Диркса со страшной скоростью несло по нескончаемому темному тоннелю. Впереди, где-то очень далеко, звенели хрустальным звоном, колокольчики и быстро-быстро мелькали непонятные мозаичные картинки, похожие на те, что складываются в детском игрушечном калейдоскопе. Пребывать в таком фантастическом состоянии было так прекрасно, что Диркс вспомнил любимого Гёте и неожиданно для самого себя тихо запел:

«Mitten im Getümmel mancher Freuden,

Mancher Sorgen, mancher Herzensnot,

Denk ich dein, o Lottchen, denken dein die beiden,

Wie beim stillen Abendrot

Du die Hand uns freundlich reichtest…»

(стихотворение И. Гёте «К Лоттхен»)

***

Александр Михайлович очнулся. В голове его ощущалась удивительная прозрачная пустота. Алгуй сидел, скрестив по-турецки ноги, напротив Александра Михайловича и улыбался. Игральной доски с расставленными на ней фигурками уже не было, но сам пол пещеры расчерчен был на ровные черно-белые квадраты, на одном из которых стоял одетый в незнакомую Александру Михайловичу военную форму офицер. В переносице офицера зияло пулевое отверстие.

– Отличный выстрел! – невольно вырвалось у Александра Михайловича.

– Неплохой.

– Кто ж это его так?

– Я. – Алгуй легонько стукнул себя кулаком в грудь.

– Когда и где? Что все это значит?! – Александр Михайлович указал рукой на стоящего в углу пещеры офицера.

– Какая разница когда? Какая разница – где? Время, оно очень большое.

– Время большое, но почему он похож на меня? Он – это я? Я – это он?

– Можно и так подумать. Всякий волен думать, как хочет.

– Ответ хороший, но он меня не слишком удовлетворяет – Александр Михайлович повертел в руках недоеденный кусочек сушеного гриба и недоверчиво посмотрел на Алгуя, – твоя отрава так действует?

– Может быть и отрава. Может быть, ты сам себе как отрава. Все это происходит внутри тебя…

– Да? Внутри меня, во всем пространстве и в твоем большом времени? Кажется, до меня что-то начинает доходить.

– Скоро многое понятно станет, а пока нам с тобой дальше надо идти – Алгуй хитро улыбнулся, оскалив прокуренные зубы.

– Куда, любезный, ежели не секрет? – с издевкой в голосе произнес Александр Михайлович и кивнул головой в сторону офицера – Мы с тобой уже куда-то хорошо сходили.

– Хранители тебе нужны. Это – первый из девяти. Видишь, на войне погиб?

– Вижу, Алгуй, вижу – Александр Михайлович с нетерпением пощелкал пальцами – И что же дальше?

– Теперь ни на какой войне ты убит не будешь.

– Понятно. «Рожденный быть повешенным, не утонет.»

– До повешенных мы тоже дойдём. Дорога у нас с тобой долгая и длинная.

Александр Михайлович понимающе закивал Алгую головой, а про себя подумал, что лучше бы эта дорога была побыстрее, да покороче – хватит и одного убитого хранителя с дыркой во лбу.