Сергей Галенко - Время как призвание

Свадьбу мы решили сыграть после того, как военные специалисты вернут нам наши прежние лица. Ну, правда, как-то неправильно получилось бы! Свадьбу играют Лорн и Голди, а на свадебных снимках и видео Сара и Говард! Что мы скажем потом нашим детям?

Тем более, что адмирал обещал нам увольнение на недельку перед отлетом на базу.

Но от по-настоящему первой брачной ночи ни я, ни Голди конечно, отказаться не могли.

Мы посидели с родителями в кафе, недалеко от офиса нотариуса, на Оксфорд-стрит, в центре делового Сиднея, который расписал нас. Выпили по традиционному бокалу шампанского, прогулялись по парку Гайда, и на такси, полетели домой в Ричмонд.

Пока я и Голди в который раз, сидя на кожаном диване в гостиной, разглядывали новенькое свидетельство о браке, мама приготовила нам спальню.

Мы еще посидели на кухне за вечерним чаем, потом в беседке в саду, где отец рассказывал Голди о моем детстве, и наших посиделках под звездным небом Веллингтона. Но у нас то с Голди одно было на уме – побыстрее очутиться в своей спальне и броситься в объятия друг друга.

Мама первая обратила внимание на наши влюбленные взгляды и сказала отцу:

– Френк, пошли спать! Молодым завтра рано вставать у них будет тяжелый день.

Отец хитро взглянул на нас:

– Думаю, им и всей ночи будет мало! Посмотри на их счастливые лица! Ты, правда, веришь, что они будут сегодня спать?

– Во что я верю не важно, – мама взяла отца за руку и потянула за собой. – Счастливой ночи, ребята!

Мы тоже, пожелали всем доброй ночи и поднялись в свою спальню.

Я открыл дверь, и мы с Голди вскрикнули от восхищения и благодарности. Вся спальня была уставлена большими вазами с розовыми кустами. Всех цветов и нежно розовых, и белых, и красных и даже нежно зеленых. На полу ковром лежали лепестки роз. А на столике стояло небольшое ведерко с холодным шампанским и два бокала.

Над кроватью был подвешен прозрачный полог из нежнейшего шелка, расшитый ангелочками. Вот это был настоящий свадебный подарок.

Мы разделись прямо у порога и босиком, держась за руки, как Адам и Ева, шли к кровати по лепескам роз. Я раздвинул полог и обнял Голди, прижав ее нежное тело к себе, я ласкал ее волосы, руки, груди, целовал ее и снова ласкал.

Потом взял ее на руки и нежно положил на кровать. И мы любили друг друга страстно и восторженно, отдаваясь полностью охватившей нас страсти. Мы любили друг друга в первый раз не как любовники, а как муж и жена. И это было прекрасно.

А потом счастливые и уставшие мы пили холодное шампанское, и наши молодые тела вновь наливались силой и желанием. И мы снова бросались друг на друга, отдав наши тела и мысли на лоно любви.

Заснули мы уже утром, не потому что устали или насытились, совсем нет, нам и суток бы не хватило, просто нужно было хотя бы часок отдохнуть перед поездкой в Ньюкасл.

А спали мы как невинные дети и если бы не мать, тихонько постучавшая в дверь, проспали бы все на свете.

Мы славно позавтракали в саду на свежем воздухе, под раскидистой акацией. День обещал быть теплым и солнечным. Родители молчали, поглядывая иногда на наши счастливые лица. Хотя мы прощались всего на неделю.

Время пришло. У ворот особняка приземлилось аэротакси, готовое мчать нас в новую жизнь.

Я обнял отца и поцеловал маму, Голди повисла у обоих на шее, расцеловав их в обе щеки.

– Больше вы нас такими не увидите, а ведь меня вы никогда не знали другой. – Голди украдкой смахнула слезу.

– Ну не волнуйся, девочка, мы будем любить тебя с любым лицом. – Мама еще раз прижала Голди к себе.

Сто шестнадцать километров, разделяющих Сидней и Ньюкасл, мы преодолели за двадцать минут. Такси опустилось на посадочную площадку, прямо перед высоким зданием Главного военного госпиталя космического флота. Мы вышли, расплатились с водителем, и направились к главному входу.

Матрос, стоящий перед дверью, попросил предъявить документы, мы достали свои удостоверения. Он отдал нам честь и пропустил внутрь.

Главврач уже ждал нас в своем кабинете, на третьем этаже. Адмирал Бланк предупредил его и рассказал нашу историю.

Нам с Голди выделили отдельную палату в правом крыле здания, где обычно лечили только больших шишек.

Мы едва успели разложить свои вещи. Как в комнату вошла медсестра и положила перед нами два комплекта военной формы.

– Переодевайтесь, на территории госпиталя нахождение в гражданской одежде запрещено, – произнесла она и, подождав пока мы переоденемся, сложила нашу одежду в пластиковые пакеты, прикрепила к ним бирки с нашими именами и вышла.

А еще через час нас отвезли в операционную.

Меня и Голди положили на соседних столах. Мы были опутаны проводами, подключенными к куче приборов, стоящим здесь повсюду. Вокруг нас суетились молоденькие медсестры и солидные врачи.

Пришел липопластик с ассистентами и долго, и пристально рассматривал наши голые тела. Потом над нами заклубились два облачка, и компьютерная программа создала наши голографические портреты. Впервые за много дней в этом облаке я увидел себя настоящего.

А потом пришел сон. Я еще пытался сопротивляться, но он окутывал все глубже и глубже. Последнее, что я увидел. Сквозь полузакрытые веки, как на меня опускалась прозрачная камера…

Время то ли остановилось, то ли вытянулось в непрерывную длинную линию без конца и начала. Мне снились странные сны. Где мы с Голди оказались закрытыми в комнате, без окон и без дверей. Мы искали выход из нее и не находили. В комнате заканчивался кислород и я начал задыхаться… И когда, казалось, что остался последний глоток, я проснулся.

Голди, на соседнем столе уже не было. Не зря говорят, что у женщин как у кошек по семь жизней.

Мне помогли подняться две симпатичные молоденькие сестрички и провели меня в соседнее помещение, где я смог одеться в длинную сорочку, чтобы прикрыть свою наготу.

Потом меня усадили на кресло каталку и повезли из операционной по госпитальным коридорам к нашей палате.

И вот только в этот момент мое сознание окончательно прояснилось. Мысль, прятавшаяся где-то в глубине мозга, выскочила наружу: «Я теперь не Говард, я Лорн, а Голди, не Сара, а та самая моя Голди, которую я любил уже шесть лет.

Меня подвезли к нашему временному пристанищу, я встал и сделал шаг, дверь открылась, а на пороге стояла улыбающаяся, настоящая Голди, ее распущенные волосы волнами спадали на плечи, а в глазах притаились слезы.

Операции по восстановлению внешности нам сделали восемнадцатого августа, а девятнадцатого мы получили увольнительные и на военно-транспортном флаере летели в Сидней.