Эрнест Зариньш - Когито Нон Эрго

Уходящее солнце дарило уставшим за день пассажирам свои последние тёплые лучи, скрываясь в облачной дымке на красном горизонте.

Поезд издал протяжный гудок, который был больше похож на вой умирающего динозавра. Народ начал кучковаться около серебристых поручней.

Приезжие стали запихивать в узкие двери свои большие баулы, поэтому я решил, что лучше постоять на перроне и подождать.

Мой сосед с фотоаппаратом между тем спешил втиснуться в основной поток пассажиров.

Он толкался и переругивался с людьми, которые стояли впереди, а они выкрикивали что-то ему в ответ. Журналист буквально вдавливал своим животом впереди стоящих, толкал локтями, а изредка втихую помогал себе ногами.

Когда наконец он схватился за поручень, то я приготовился и сам встать в очередь в вагон. Толпу понемногу засасывало в вагон, и как только я приготовился взяться за поручень, из вагона выпало, судорожно хватаясь за воздух, тело журналиста, он всеми силами пытался схватиться за поручень, но при его массе тела ему это вряд ли бы удалось и при более удачных обстоятельствах.

Тело распласталось на перроне, я же соскочил с подножки. Линзы очков, которые упали при падении, выпали, и теперь валялись метров за пять от тонкой металлической оправы.

Журналист был без сознания.

Он лежал, как будто бы отвернувшись от меня, шляпа укатилась по перрону и открыла его седоватую голову с залысиной, и такую нехарактерную для лысых людей косичку.

Я подошёл посмотреть, в каком он находится состоянии, и в этот момент услышал надвигающийся гул вокзальных зевак. Они, переговариваясь между собой, уже начали медленно обступать журналиста, который не изъявлял никаких внешних признаков жизни, но как только толпа окружила его тело, он внезапно пошевелил ногой. Толпа сверху меня зашептала на десятки голосов, а на перроне уже появился наряд полиции, который приближался, но был ещё сравнительно далеко.

Я попробовал нащупать пульс на шее, и пальцы ощутили биение жилки. Тогда я подумал, что дорогой фотоаппарат журналиста сейчас наверняка окажется лёгкой добычей местной вокзальной шантрапы, поэтому заслонив дорогую вещь своим телом, поднял тяжёлую камеру и положил к себе в карман, пообещав себе при первой же возможности отдать её пострадавшему.

Я быстро поднялся на ноги и втиснулся в плотную шеренгу собравшихся посмотреть на жертву железнодорожного инцидента. Люди, собравшиеся вокруг, состояли как из тех, кто ожидал поезда на соседнем перроне, так и из тех, кто сошёл с нужной мне электрички, так что я легко пробрался к вагону, из которого люди повыскакивали, как муравьи в дождь. Ещё некоторое время я наблюдал за этим людским муравейником. Непонятно откуда возникли люди в жилетах скорой помощи с носилками.

Они переложили тело с асфальта на носилки и один из них уже набирал в шприц какую-то белую жидкость из ампулы. Я вздохнул, осознав, что мой попутчик жив. Мне пришлось ещё раз обнаружить себя, так как нужно же было отдать бедняге его вещи, и я протиснулся сквозь толпу, и остановил уже уходившего врача скорой.

– Скажите, а куда его повезут?

Врач- средних лет мужчина с выдающейся челюстью и седыми коротким ёжиком недовольно ухмыльнулся:

– Куда и обычно!

Фраза выглядела этаким тонким намёком на юмор, но мне было важнее сейчас выяснить всю информацию, поэтому я прикинулся шлангом.

– А куда обычно?

– В семьдесят первую. А вы его родственник?

– Я…я его работодатель, в очередной раз приврал я.

– Ясно. Все с ним в порядке будет, завтра выпишем вечерком, – без всяких эмоций ответил врач, и скомандовал санитарам:

– Грузи давай!

Я закинул на плечо свою спортивную сумку и прислонился к стенке тамбура. Электричка неторопливо отъезжала от места происшествия.

За окном замелькала промзона, серые гаражи и оставшиеся на отшибе, не снесённые реформой ракушки. На улицах пригорода замигали фонари, предвещая приход тёмного времени суток.

Успокаивающий звук колёсных пар понемногу прогнал самые тёмные мысли, оставалось примерно полчаса до пункта назначения.

Я мысленно прошёлся по списку необходимых мне в моем преступном деле вещей, и единственное, что в нем отсутствовало, так это кусочек мыла, который необходимо было подсунуть под двери, чтобы они не скрипели. А то, кто же знает, действительно ли хозяин уезжал в четверг домой ночевать, или это была такая хитрая выдумка, которая была придумана лишь для того, чтобы придать достоверности сюжету.

Сердце колотилось как бешеное при мысли, что придётся нарушить закон, но других способов разузнать про странные следы на обоях и про судьбу таинственной семьи Глафирьи не было. Представляю злобное выражение местного участкового, который пёрся за десятки километров, разбивая вдрызг свой старенький мотоцикл, наверняка доставшийся ещё от старых поколений сыскарей, ради того, чтобы обнаружить старые пятна от варенья, пролитого во время пьяного застолья.

Нет, нужно было найти более серьёзные улики, а они в этом странном обиталище радиолюбителя-железнодорожника наверняка имелись.

Глаза потихоньку освоились с пригородной темнотой, и я даже немного успокоился, засунул в уши плеер. Мелодия была старая, но она настолько мне нравилась, что я с удовольствием периодически вызывал её из небытия в сознании, а недавно вот снова загрузил на носитель.

Этот брошенный мир уже не вернуть

Этот проклятый мир можно только стереть

Открывая глаза, видишь только стоп-кран

Я кричу небесам: «Погасите же свет!»

Свет действительно тонкими лучиками пробирался сквозь запылённое и замызганное окно электрички, сдавая свои позиции вечернему спокойствию.

Людей в электричке было на удивление много, многие ехали с большими котомками и баулами, по сравнению с которыми моя спортивная сумка казалась несущественной поклажей.

Бабульки с тележками, женщины с баулами, мужчины с кустами рассады, все это свидетельствовало о том, что огородный сезон уже начался.

Я надеялся, что и в этот раз на площади перед вокзалом меня будет ожидать хотя-бы парочка таксующих частников.

Но на всякий случай я порыскал в карманах, обнаружив бумажку с растрёпанными уголками- визитку моего прошлого шофёра.

Я достал чёрный чехол, в котором хранился мой потрёпанный смартфон, и набрал номер. Послышались резкие гудки, потом трубку кто-то всё-таки взял, но ничего, кроме шороха и странных звуков, напоминающих скрип ногтями по оконному стеклу.

Я скинул, и понуро уставился в окно, уже начиная предчувствовать, как придётся стоять на вечерней трассе, ждать, что очередная машина, из десятков, пролетающих мимо, притормозит и возьмёт уставшего странника с собою.