Елена Романова - Агент нокке, или на войне как на войне

Мы вечная нежность друг друга.

Прекрасная мелодия оборвалась, чтобы спустя десятилетия зазвучать в полный голос.

Ник, который стоял и смотрел вверх, куда только что унесся комочек яркого света, и откуда только что доносилась музыка. И чему-то отрешенно улыбался.

Подошла бабушка и тихонечко вывела из комнаты. Лукерья занялась очищающими обрядами. Евдокия и Нюра отпаивали парня чаем из пахучих трав, а маленькая девочка залезла к нему на коленки и ласково прижалась. Ник слабо улыбнулся и погладил ее по голове, девчушка засмеялась в ответ. Утром его отвезли в город.

Ник немножко ожил, молча глотал какие-то таблетки, которыми его по-матерински щедро пичкала Лилия Борисовна. Но душевный надрыв не прошел бесследно. Исчезла куда-то его веселая непосредственность, бесшабашные, пусть иногда ехидные, шутки и розыгрыши. И он почти никогда не смеялся, лишь иногда тень улыбки пробегала по его лицу, и сразу исчезала. Конечно, язвительные огрызания юноши раздражали Петра Сергеевича, но мрачный и тоскующий Ника сильно пугал своего опекуна. Тот пытался поговорить с юношей по душам, но Ник или угрюмо молчал или ограничивался формальными ответами, типа "нормально!", "все путем", "я в порядке". Даже в клубе заметили эту перемену. Друзья тревожились, видя, как молодой и симпатичный парень забивается в угол, и мрачно что-то высматривает в темных недрах алюминиевой кружки, в которой все чаще плескался коньяк. Они, не смотря на его протесты, всегда тащили тоскующего друга в веселый круг.

Детей по-прежнему кидали с одного задания на другое. Тяжелая работа отвлекала от мрачных мыслей, помогала не чувствовать себя выброшенным за борт, "чужим на этом празднике жизни". Но и там, что-то происходило: все чаще и чаще Ник ошибался, все чаще и чаще, магия давала "ответные предупреждения". Однажды, после очень сложного перехода, Ник болезненно вскрикнул и упал без сознания – остановилось сердце. Хорошо, что помог Алешка – сердце удалось запустить быстро. Но парни болели долго, восстанавливаться пришлось втрое дольше обычного.

Дело в том, что магия, особенно боевая магия, – это не такое уж безобидное занятие, как кажется непосвященному. Вмешательства в основы мироздания может быть очень опасно. Это занятие требует предельной сосредоточенности, малейшая ошибка в сотворении обряда может привести к роковым последствиям – вплоть до мучительной смерти волшебника. Не даром хельве этому учатся с юных лет и хранят тайны волшебства за семью печатями. Парень знал свое дело. Но… как будто специально подставлялся. И только чудо спасало его. Но ведь на каждый день чудес не напасешься. Один раз чудо опоздает на долю секунды – и мальчик погибнет.

Максима Исаева эта тенденция в поведения Ника очень беспокоила. Надо было что-то делать. Взрослый разведчик пытался избавить своего друга от навязчивых мыслей, от отупляющего чувства вины – Ника, что с тобой? Ты мне не нравишься!

– Я не золотой червонец, чтобы всем нравиться. Со мной все в порядке, – тихо отвечал мальчик.

– Я в том не уверен, ты вчера опять ошибался. Куда это годиться?

– Ну, и подумаешь…

– Ника, ты не умеешь держать удар! Надо учиться, сколько тебе еще предстоит пережить. Сейчас не время раскисать. Люди взывают к вам о помощи, надеются на чудо.

– Ну, я же никому не отказываю!

– Ника, сынок, мне не нужна победа любой ценой, особенно ценой ваших жизней!

– И что делать теперь?

– Просто жить дальше! Перетерпеть боль и жить дальше. Другого выхода нет.

– Я не должен был оставлять ее одну.

– Ну и чтобы ты сделал один? Ты тогда еле ноги передвигал. Ну и умер бы ты на глазах у нее. И сам бы погиб, и девочку бы не спас.

– А то, что она погибла как овечка лучше?

– Ника, послушай меня, пожалуйста, спокойно, сынок! Олеся – это не твоя собственность.

– А я и не считаю…

– Нет считаешь! Ты не девушку жалеешь, ты в ней человека не видел. Ты в ней свою тень любил, три удобных "к". Вот и захотелось ей доказать, что она не хуже тебя.

Ты не ее жалеешь, ты себя жалеешь.

– А хоть бы и так! Вы же ничего не понимаете! Как мне жить теперь? Как жить? Как?!

Опять спасать каких-то никому не нужных чудиков, сопляков бесполезных. Учился как дурак! Чему? Зачем теперь все?! На черта мне вся ваша магия! – сорвался на крик юноша, выплеснув вдруг все то, что у него наболело.

– Ника, не начинай все сначала. И магия не наша, а вот как раз ваша! Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива. Олеся сама выбрала свою судьбу. Имела на это право. Тебе трудно сейчас это понять, но ты уж постарайся. К сожалению, не все в нашей власти.

– Тебе хорошо, у тебя жена нормальная. Она дома с ребенком сидит, и не рвется к черту на рога, как моя Олеся.

– Это был ее выбор, малыш. Я ей никогда ничего не запрещал. Нина все всегда решала сама.

– А если бы Нина унеслась куда-то? Ты бы по-другому запел!

– Если бы Нина сама захотела, то я бы ее отпустил. Скрутил бы свою мужскую гордость, но отпустил бы. Что бы там не случилось. И вообще – убить себя – не выход, не решение проблемы. Это всего лишь признак слабости.

– Зачем мне жить – я все потерял, все просвистел! Таким так я не стоит жить, невезение ходит за мной, как тень. Я только других подставляю, я же всем одни только несчастья приношу.

– Ника, ты должен жить. Все иногда ошибаются. У всех бывают тяжелые времена.

– Да, у всех бывают, но не у всех проходят.

Парень невесело улыбнулся. И отвернулся, чтобы смахнуть навернувшиеся слезы. Ему опять стало тоскливо и одиноко, даже со старшим другом, с которым съели не один фунт соли.

Ник и дядя Максим еще долго разговаривали. Максиму пришлось кое-что рассказать про свою жену Нину. Парень с удивлением слушал своего старшего друга. Образ тети Нины, домохозяйки (читай "домашней курицы"), которая видит целью своей жизни обихаживать мужа и возиться с дочерью, рассыпался. Вместо него возникала совершенно другая женщина, скрытая от посторонних глаз. Это и боевая подруга.

Это и "товарищ Аннета", которая организовывала побег агента из колумбийской тюрьмы. И пани Зося, которая руководила работой целой подпольной организаций в Праге. Ник слегка потрясен услышанным. И уже на многие вещи смотрел совсем по-другому.

И жить ему стало легче.

Казалось, что парень, помаленьку оттаивал, казалось, что с сердца его спадает каменная корка. После этого юноша, по наблюдениям друзей, стал легче дышать, улыбка и шутки снова стали частью его жизни. Даже седина из волос сама собой исчезла.

Однажды парень взял листок бумаги, и что-то быстро-быстро набросал, после того, как к нему пристали две девчонки лет десяти с вопросами, на которые он уже устал отвечать. Алешка перевел сие творение на русский язык.