Алекс Соловьев - Матриум. Приветики, сестрицы!

Выйдя, я прикрылась полотенцем и говорю:

– Госпожи агентессы, можете чуток в сторону? Мне надо воспользоваться моей зубной комнатой и немедленно, а то я и так пропустила процедуру.

– Сожалею, но это никак невозможно, – говорит остроносая. – В восемь сорок пять мы должны находиться в помещении исповедального детектора.

– Что??

Ее слова меня прямо ошарашили. Не приму процедуру – проклятые бактерии будут размножаться у меня во рту до тех пор, пока не уничтожат всю эмаль. Без эмали зубы сделаются хрупкими, ломкими и наверняка очень быстро раскрошатся. Я не смогу хрустеть чипсами и сиять улыбкой, стану выглядеть еще старше, а через год или два превращусь в дряхлую старуху.

Видно, я здорово побледнела. Сестра Грюн переглянулась с напарницей и говорит:

– Хорошо. Только живо.

Я даже о головной боли забыла – так и рухнула на колени перед Зукой, едва успев обвиться полотенцем.

***

И вот уже сижу со стерильными зубами на заднем сиденье авиетки. На мне желтый костюм в фиолетовый горошек – юбка и блуза. Надо было прихватить мою кружевную кофту – в авиетке зябко, но я всегда задним умом думаю. Башка трещит, после душа не особо полегчало, даже Зука не помогла. Словом, башка практически не работает, а то я хотя бы самовнушением занялась, типа, все проходит, и это пройдет.

Сижу, тупо растираю виски, уставившись в пол, лишь бы не видеть собственную рожу в зеркале. За ночь щетина отросла еще больше – брр! Вот, что такое карма: вчера проштрафилась – сегодня расплачивайся. Ясно же как день, с какой радости приперлись эти дуры. Их дело – доставить меня в исповедальню, чтобы оформить все, как полагается, и – прощай моя клетушка. С моим теперешним рейтингом занимать отдельную площадь не положено. Здравствуй, новая жизнь в соцбараке!

Если бы мне не было так плохо, я бы точно завыла. Что будет с Зукой? Позволят ли мне забрать шмотье?

Кстати, до сих пор у меня не было знакомых, которые жили бы в этих дурацких соцбараках. Сколько у них там квадратных сантиметров на персону? Найдется ли местечко для моей малышки? И что я вообще скажу, когда войду туда, к ним? Приветики вам, уважаемые минусовки! Покажите, пожалуйста, где я тут могу пристроиться.

Надо при первой же возможности связаться с Дашери. Какая же я глупая-глупая-глупая… А еще собиралась начать новую жизнь. О чем я вообще думала? Расслабилась, называется. Хелена советовала заказать овсяные хрустики с каким-то там сиропом, а мне разные, там, мими да хай-фаи подавай.

И вот, значит, сижу себе на заднем сиденье. Летим. Внутри – пустота, холод. Зубы стискиваю, чтобы не разрыдаться. И даже понятия не имею, знает ли кто-нибудь о моем вчерашнем приключении, но если и не знает, то, скорей всего, это в два счета выяснится на исповеди: сама же и разболтаю.

Когда мы уже подлетали к четвертой городской исповедальне, у сестры Грюн пипикнул гадж.

– Хм, – говорит она напарнице. – Коллега, видимо, нам с вами придется откорректировать маршрут.

– То есть как так, сестра Грюн? – спрашивает та.

– В данный момент мы обязаны лететь в Институт Общества. Куратрица намерена подвергнуть сестру Брук ревизии.

– А как же исповедь? – спрашивает рыжая.

– Куратрица намерена подвергнуть сестру Брук ревизии, – твердит свое сестра Грюн, но видно, что она и сама озадачена. – Мы обязаны неотлагательно ее транспортировать. Законнектитесь, пожалуйста, с регистратором и аннулируйте очередь сестры Брук в исповедальном детекторе.

Рыжая стала отменять мою очередь. Вид у нее был ужасно недовольный, как будто у нее отобрали что-то очень дорогое, а сестра Грюн развернула авиетку, и мы помчались в центр.

Гляжу в окно в отупении. И понимаю: летим в самый центр Каллионы, где я никогда раньше не была. Полотно стен мало-помалу меняется – от привычного разноцветного к сверкающе-белому, – такое чувство, будто тебя погружают в холодную платиновую бездну. Страшно, аж жуть!

***

Фу, как же мне тогда было страшно, сестрицы. Сказать по правде, меня даже трясло. Вы только представьте себе: Институт Общества – то самое место, где штампуются все законы, и, стало быть, он даже главнее, чем Рейтинговая Академия.

Правда, по прилету меня ждал маленький бонус, если можно так назвать то ядовитое чувство, которое я испытала, когда дуры в чепцах съежились при виде красотки, что встретила нас на террасе. Так им и надо. Это значит, исповедальня пока отменяется, и на том спасибо.

– Очень мило с вашей стороны, что посетили нас, дорогая сестра Брук, – говорит красотка.

И вот, значит, приводит меня эта киска в одно шикарное местечко, усаживает в удобное кресло, сама садится напротив и говорит с сияющей улыбкой:

– Я пригласила вас потому, что с вами желает пообщаться ваша районная куратрица и моя начальница – светлейшая госпожа Анна Букерош. Я – ее секретесса и прежде должна задать вам несколько вопросов. Не волнуйтесь, всего лишь простая формальность. Надо удостовериться в стабильности вашего базового самовосприятия, только и всего.

– Да я и не волнуюсь, – говорю. – Удостоверяйтесь, если надо.

А голос-то дрожит. Еще бы, она же – секретесса куратрицы, а куратрица, если кто не в курсе, это полноценная Женщина из особо продвинутых. В каждом район Каллионы имеется своя куратрица, и, само собой, до этого момента ни с одной из них мне пересекаться не доводилось.

Секретессе на вид было лет пятнадцать, не больше. Представьте себе этакую эфирную феминяшку, – будто только что с небес сошла. Все нужные признаки налицо: огромные бриллиантовые сережки, прическа от Гуаны Ди, узкое бежевое платье от Барбы Эксли, зеркальные туфли специально для фирсового пола, стильный наноманикюр «свет за двойным перламутром» и наноресницы с подсветкой. И при всем при этом – сама простота и невинность. Она была в тыщу раз продвинутее Тани Крэкер, у которой я снималась.

Смотрю я на эту киску и думаю: это какой же мегапродвинутой должна быть сама куратрица, если даже ее секретесса на порядок выше всех тех полупродвинутых госпож, что мне доводилось видеть вживую.

– Ваш гендер? – спросила секретесса.

– Буча, – говорю. – В смысле, маскулина. А что, разве по мне не видно?

– Так для порядка надо, – говорит она и продолжает допрос: – Ваш нынешний статус?

– Нижняя нормалка, – отвечаю и тут же спохватываюсь: – То есть, в настоящий момент я минусовка, но это временно.

А она мне этак ласково:

– Вы не волнуйтесь, все прекрасно. Идем дальше. Каков ваш семейный статус?

– Одинокая, – говорю. – Холостячка я.

Она коротко кивнула, спрашивает:

– Предпринимали попытки заключить брачный контракт?

– Конечно, – говорю. – Несколько лет назад предпринимала.

Секретесса посмотрела с любопытством.