Родион Вишняков - Новый мир

Андрей вспомнил, как весной пришел в конференц-зал на утреннюю конференцию для отчета по прошедшему дежурству. Немного задержавшись, он, дабы лишний раз не мелькать перед заместителем главного врача и профессором, занимающими места в президиуме, уселся на первое попавшееся свободное место с краю, тихо поздоровавшись с заведующей одного из отделений, сидевшей на соседнем кресле. Мария Семеновна всегда импонировала ему – добрая, отзывчивая и красивая женщина, обладающая поистине огромным запасом знаний по своей специальности, не раз приходившая ему на помощь в ряде различных случаев. По окончании последнего доклада заместитель главного врача попросил ее дать прогноз относительно трех больных, находящихся в отделении общей реанимации. Мария Семеновна, поднявшись с места, доложила о своем виденье, апеллируя цифрами и данными инструментальных исследований и лабораторных показателей. Она держала информацию в памяти, без труда извлекая ее из общего, ежедневно обновляющегося объема данных по остальным семидесяти пациентам. Когда она снова села, Андрей заметил на ее лице некоторые изменения, которые, как ему показалось, свидетельствовали о начинающейся простуде.

– Вы заболели? – спросил он участливо.

– Нет, – тихим, дрогнувшим голосом ответила Мария Семеновна, качнув головой. – Друг детства умирает в реанимации.

Да, это были не первые симптомы болезни, а уже не сдерживаемые слезы страдающего сердца. И она продолжала держаться, выхаживая совершенно посторонних, чужих для нее людей, не в силах сделать хоть что-нибудь для спасения дорогого ее душе человека…

На фоне клокочущего шума вскипевшей воды глухо щелкнула кнопка выключателя электрического чайника. Сделав себе кружку растворимого кофе, Андрей бросил взгляд на лежащий рядом телефон, чей индикатор настойчиво мигал зеленым светом, обозначая пропущенный вызов. Активировав сенсорный экран, он нажал навсплывшую иконку. Мама звонила. Видимо, тогда, когда он был в душе. Надо перезвонить. Но не сейчас.

Сейчас у него уже нет сил долго и доходчиво объяснять ей, почему они с женой все-таки разошлись и что послужило поводом для данного решения. И отвечать еще на множество вопросов, выслушивать ее советы и наставления. Наверняка попросит одуматься, не спешить и постараться все вернуть. Хотя возвращать уже нечего. Теперь и он это прекрасно понимал. Но рассказать все-таки придется. Тянуть больше нет смысла: прошло несколько месяцев, и, по большому счету, все уже решилось.

Да. Он все объяснит, но не сейчас. Язык уже не ворочался. Каждое дежурство проходило не только в условиях больших физических нагрузок и постоянной умственной работы, ноеще включало в себя диалог с больными и попытки донести до них нужную информацию. А это подчас давалось нелегко. Интернет-консультации и обилие сайтов, где домохозяйки и знахари всех мастей делятся рецептами прикладывания свеклы к телу с целью излечения от онкологии, давали свои гнилые всходы. Дополнительным ударом по мозговой активности служило совершенное незнание людьми обсуждаемого предмета. Андрей всегда считал, что если ты вступаешь в дискуссию, то должен обладать какими-то, пусть и минимальными, знаниями теории вопроса. Если же таковых нет, то не стоит высказывать свое, в данном случае, некомпетентное мнение. Прислушайся к мнению профессионала. А что делать дальше с услышанным – это уже личное дело каждого.

Одним из ярких примеров подобного рода, увиденных им за последнее время, был отрывок, опубликованный на одном из сайтов и взятый явнос какого-то форума.

«…Отдельный разговор тут, конечно, про аптекарш. Они же, как я понимаю, тоже отчасти медики. А значит, и клятву Гиппократа давали. Ну, неужели, видя старенькую бабушку, которой не хватает на таблетки жалкие двести рублей, им жалко отдать свои? Бабушка – не алкоголичка, значит, ей на самом деле нужны таблетки. Сегодня в нашем букваре изучаем букву «Г» – гуманизм»…»

Хорошо, если это был просто вброс какого-то сетевого тролля. Но вот если набивший эту чушь на клавиатуре человек излагал свою точку зрения совершенно серьезно, становилось уже жаль – не его, а себя и всех тех, кто продолжал держать оборону своего адекватного мировоззрения от накатывающей волны безумия и словоблудия.

Почему бы автору сего творения самому не встать в любой аптеке и не раздавать каждой бабушке по двести «жалких» рублей? Почему все эти рыцари клавиатур так любят давать советы и творить добро чужими руками? При чем тут раздача денег, которую автор своими изречениями старается ввести в ранг обязательства среди медицинских работников, и клятвы несчастного Гиппократа, который уже устал вертеться волчком в семейном склепе на южных греческих берегах? И как же хочется спросить всех этих… тех, кто при каждом удобном случае раскрывает рот со словами «вы давали клятву Гиппократа»: вы читали хоть раз эту самую клятву? Можете рассказать, в чем ее суть и смысл? Прочтите, мои дорогие, и вы поймете, как глубоко заблуждаетесь.

Первое время он пытался растолковывать это людям, но очень скоро понял, что большинство людей готовы слушать и делают это с удовольствием, но вот слышать могут только тогда, когда твои речи совпадают с тем, что они хотят услышать. В противном случае все, даже самые весомые аргументы разобьются мягкой волной о неприступную скалу их собственных убеждений.

Да и о чем можно разговаривать и что пытаться донести до тех, кто на полном серьезе позволяет себе высказывания, наподобие того, что он недавно прочитал в одном из медицинских пабликов:

«Почему люди называют младенцев „он“ или „она“? Они еще не умеют говорить, поэтому не могут назвать свой предпочтительный пол. Пожалуйста, говорите „оно“, пока они сами не смогут сказать, какое местоимение предпочитают. В противном случае вы предвзяты и нетолерантны к трансгендерам».

Вот оно. Еще одно слово, активно впрыскиваемое в вены общества и предлагающее, по его сугубо личному мнению, однобокое лоббирование интересов различного рода обиженных подтипов людей. И иногда, видит Бог, складывалось стойкое ощущение, что этим словом, как щитом, прикрывались те особи, которые с наибольшей, не поддающейся терпению наглостью привыкли отстаивать свои идеи или же недостатки, ущемляя права окружающих и проявляя, как это принято сейчас говорить, свою «индивидуальность».

На эту тему, как и на многие другие, омрачающие его разум, можно было бы говорить и писать сколько угодно долго. Но лучше всего данную ситуацию объясняло то, что эта пресловутая толерантность являлась, опять же, медицинским термином, обозначающим неспособность организма сопротивляться инородному: инфекции, паразиту или еще чему-то подобному. Полная толерантность приводит к смерти. Вот это более подходило к правдивому описанию того, что уже давным-давно распространено на демократичном Западе и сейчас с каждым годом все сильнее проникает в нашу страну. Хорошо, что еще негров можно называть неграми, а отец и мать не являются «родителем номер один» и «родителем номер два». Не дай Бог!