Борис Георгиев - Маркшейдер

Он указал на регистрограммы, которыми я обмахивался, как веером. Я тоже не видел в сложившемся положении ничего смешного, поэтому бросил валять дурака и смиренно ответил:

– Я повожусь с кривыми, покручу тангенты. Может, если срезать пики и отжать воду…

– Смотрите, чтобы вместе с водой не выплеснуть… гм-м. Да, вот что ещё хотел вам сказать: когда тангенты крутить станете, обратите внимание на эту кривую.

– Это что? Лобные доли?

– Да. Слишком много внимания к диалогам. Интересно, с кем вы так бурно общались?

– С женщиной.

– Не похоже. Или это была очень уж непривлекательная женщина. Ладно, хватит с вас. Займусь вашим приятелем. Трудитесь, Шейдер, а я пока оставлю вас в подвешенном состоянии, но не обольщайтесь, мне кажется, ничего путного из этого сна не выйдет.

Мне захотелось проводить мастера язвительной репликой, но когда я подыскал слова, обнаружил, что его уже нет в комнате. Я аккуратно сложил регистрограммы, оставил на тумбочке, поднялся, глянул на опустевший стул. Больше всего мне хотелось схватиться за спинку, размахнуться и с разбегу швырнуть его промеж занавесок. Я взялся за спинку и аккуратно вернул стул на место. Не знаю, что случилось бы. Понятия не имею, что там, за фальшивым окном. Возможно, стул пробил бы его насквозь, вывалился наружу и с высоты скольких-то этажей… Можно, кстати, прикинуть. Бассейн – нулевой уровень, станция гиперпайпа – первый, выше рестораны, спортзалы, павильоны и офисы Ратионис – шестнадцать этажей делового уровня, потом жилой уровень – ещё сколько-то. Двадцать четыре этажа на табло в лифтах, что выше – я не знаю. И есть ли там вообще что-нибудь, может, и нет ничего, подумал я, оставив стул в покое.

Прошлёпал босиком в санблок – никак не могу привыкнуть к тому, что нету шлёпанцев! – думал при этом: плевать, есть ли что-то выше, и вообще, для решения задачи о выпавшем из окна стуле достаточно знать, что личная моя конура находится на двенадцатом этаже спальника, и это значит, что стул с отпечатками задницы мастера летел бы двенадцать плюс шестнадцать плюс ещё один, если предположить, что «Гиперпайп» пустили по поверхности – а зачем бы его стали закапывать? – итого двадцать девять или – не будем мелочиться! – все тридцать этажей промелькнули бы, пока стул на землю не грохнулся. И пусть бы земля была пухом неповторимому отпечатку мастерской задницы, аминь.

Я слил воду, разделся, сунул пижаму в зев ютилайзера и залез под душ – после него отлично думается, если погорячее сделать. Времени до смены вагон с прицепом, можно неспешно обдумать сон и всё, что с ним связано. Для начала выкинуть из головы частное мнение дорогого Эм Ди о том, что ничего не получится, отрешиться от переживаний, взять расшифровку, наложить поверх кривые и пройтись по таймлайну – кое-где усилить демпфирова…

– А, ч-чёрт! – я поспешно мазнул пальцем по термостолбику на табло. Так и свариться недолго.

Хоть сварись, а думать о демпфировании не хочется. Отвратительный осадок после разговора с мастером. Что-то он такое сказал… Незачёт чепуха, в первый раз, что ли. Нечто ещё было сказано важное. Сон моделлерский, уровни концентрации, единство в трёх лицах, не дали свихнуться – защита сработала, Ратионис неравнодушна, это не смешно, смотрите, чтобы вместе с водой не выплеснуть… стоп. Он чуть не проговорился, потом тут же переключил внимание на лобные доли. С кем я там так активно общался? Какая разница, с кем я общался во сне. Этот сон… Не от беседы с Эм Ди осадок, он только взбаламутил. От сна мерзкое послевкусие. Интересно, только со мной такое бывает? Поговорить бы с кем-нибудь. С Кимом? Эм Ди к нему прямиком отправился. Уже они закончили. Застать бы Кима в комнате!

Я выскочил из душевой, кинулся к пневмопроводу, вскрыл капсулу со свежей одёжкой, принялся комбинезон напяливать. Зелёную стажёрскую шкурку и обувь из какой-то дряни вспененной. Стань как все, парень, не выпендривайся, ишь куда нацелился – в мастера. Рановато тебе светлеть, незачёт по уровню, работай над собою, если не хочешь над моделями. Ах, как клёво, как зачётно быть моделлером, никто в душе не ковыряется, а даже если и ковыряется – тайно, не выносит козявки на публику. Сиди себе, таскай туда-сюда вертексы, раз не способен на большее.

– Это мы ещё посмотрим, – сказал я собственному отражению в зеркале над раковиной.

Хоть что-то привычное в санблоке – раковина. Но что толку, если нет зубной щётки? Я наклонился, глубоко вдохнул, сунул в рот патрубок санатора, подождал, пока раздуется внутри упругий пузырь, пожевал вязкую дрянь и стал ждать, пока растает. Никакого удовольствия. Стричься не буду, так сойдёт. Борода нормально выглядит. И всё, и хватит прихорашиваться.

Я оставил санблок, к двери метнулся, подхватив на рыси регистрограммы, мимоходом попал пальцем в поросячье рыльце домашнего контроллера – не помешает прибрать в конуре, пока нет обитателя – и мигом оказался в коридоре. Благо, по соседству кимова комната. Когда заглянул туда, показалось – опоздал. Разговаривать придётся в ресторане, а это плохо, потому что не один на один. Но только я хотел закрыть дверь, как услышал из санблока жестяной грохот и трёхэтажное матерное ругательство. Ким всё ещё дома и не в настроении.

Я вошёл, неслышно прикрыл за собою дверь, радуясь, что нет в ней замка, как и вообще не принято без необходимости закрывать доступ к чему бы то ни было – для тех, кто в проекте. Осмотрев комнату, заметил на полу в углу бумажный ком – очевидно, Ким таким образом выразил своё отношение к рекомендациям мастера. Очень на него похоже. Не у меня одного, стало быть, незачёт.

Стукнула дверь.

– Чего тебе? – нелюбезно осведомился Ким.

Ручку двери санблока не выпустил, как будто собирался на секунду выглянуть и тут же вернуться. Рыжие волосы щёткой над залысинами, уши красны, глаза с недобрым прищуром. Непричёсан, но уже в облачении. Тут до меня дошло, что разговор-то весьма и весьма щекотливый намечается. И как его начать? Даст в морду и будет прав. Хорошо, если этим и ограничится. Вдруг что, попробую обратить в шутку, решил я. С шутки и начну.

– Доброе утро, Ким – сказал я.

Под мастера валял, но голос изобразить не получилось. Тогда я взял себе стул, мастерски поддёрнул штанины, уселся и добавил, потрясая своей регистрограммой:

– Вы, я вижу, опять за старое?

Ким зачем-то глянул в окно, потом на меня – зверем. Выпустил дверную ручку, ко мне направился. Видно было – дело серьёзное, угодили Алану Киму в чувствительное место.

– Э, Кимчик, ты шуток не понимаешь?

– Шуток?! – выцедил он. – Это тебе шутки?!

Навис надо мною, как экзекутор на допросе. Руки в кулаках. Похоже, зря я к нему. Или невовремя. Почему в окно тычет?