Айзек Азимов - ФАТА-МОРГАНА 5 (Фантастические рассказы и повести)

P.S. Преподобный отец Киршнер в своих записках отмечает существование тсантсы из головы белого миссионера, убитого местными аборигенами на берегах Амазонки. Такая вещь никогда не появлялась и, конечно, никогда не появится в продаже».

Мистер Ф. помог мне разобрать совсем вылинявшие строки письма.

— Я вспоминаю, — продолжал он, — я вспоминаю, что, получив письмо, я дочитывал его последнюю строчку, как вдруг припев песенки, которая так нравилась Элис, предательски всплыл в моей памяти.

А потом чувство безмерного покоя овладело мной. У Элис, подумал я, никогда не будет этой жуткой игрушки. И я был настолько рад избавиться от этой проклятой мысли, что даже не позаботился ответить на письмо из Тринидада.

Ах, сэр, если бы я на него ответил и тем самым положил конец нашим отношениям, можно было бы избежать всего этого зла (мистер Ф. как-то по-особому, с придыханием, задержался на слове «зло»). Почему я не написал ему, что мне не нужна тсантса воина?

Прошел месяц. Счастливый месяц. Элис была нежна и спокойна. Ее внимание и благосклонность были подарком для меня, и это заставило поверить, что только от меня самого зависело, будет ли она нежна и любезна со мной и в дальнейшем.

Ее мать, с другой стороны, казалось, избегала меня. Конечно, я сам был в этом виноват, так как своими неуклюжими признаниями я дал ей почувствовать, что мои отношения с ее дочерью были более, чем дружескими.

Тем не менее, однажды, встретив меня в холле отеля, она заговорила.

— Почему бы вам не попутешествовать, — сказала она мне простодушно. — Почему бы вам не попутешествовать? Это чудесное средство! Оно прекрасно излечивает!

Я сразу же вспомнил фразу Жана Кокто по поводу курильщика опиума:

«Сказать курильщику: „Не курите больше, и вы будете счастливы“, все равно, что сказать Ромео: „Убей Джульетту, и тебе станет намного легче“.»

Путешествовать? Путешествовать одному? Это все равно, что убить Джульетту. Нет, нам суждено быть только вместе. Именно это было теперь условием моего существования. Мы возобновили наши ежедневные прогулки и иногда даже доходили до самого «Китайского Вида». Так называлась пагода, возведенная на гранитных скалах, окружающих Рио.

Из очаровательного павильона можно было любоваться городом, путешествовать по нему, не сходя с места.

Однажды, когда я возвратился в отель после одной из таких экскурсий, ко мне обратился швейцар.

— Вас хотел повидать один мужчина, сэр. Вечером он обещал зайти еще раз.

— Как его зовут? — поинтересовался я.

— Он не представился, он сказал, что вы его ждете, — ответил швейцар тоном, в котором явно проскальзывало неодобрение. Очевидно, мой гость был персоной нон грата.

«Но я никому не назначал встречи сегодня. Возможно, это какой-нибудь коммивояжер», — подумал я.

В девять часов вечера незнакомец появился у дверей моей комнаты.

Я сразу же понял, почему он не понравился швейцару. На нем были гамаши из кожи буйвола, покрытые пылью, и для сотрудников гранд-отеля, более непримиримых снобов, чем их постояльцы, это было совершенно недопустимо.

Мужчина был крепкого телосложения, с бронзовым загаром. Но что меня поразило больше всего, так это то, что он был совершенно безволосым. Он был не гладко выбрит, а именно без волос от рождения, по природе, как многие индейцы и люди смешанной расы.

Не дожидаясь, когда ему зададут вопросы, он обратился ко мне на плохом португальском, смешивая его с испанскими и итальянскими словами.

— Я от мистера Роше, — представился он, указывая на кожаный ранец под мышкой.

— Роше? — спросил я, немало удивленный. — Я не знаю человека с таким именем.

— Да, да, — ответил он очень уверенно. — Сеньор Роше с Тринидада.

Название острова всплыло в моей памяти.

— А, — сказал я, — теперь понятно, что вы имеете в виду. Скорее, понятно, о ком вы говорите. Не желаете ли присесть?

Заинтригованный, я указал ему на место в углу. Мой визитер открыл ранец и, разворачивая шелковый носовой платок, с большой предосторожностью, напоминающей нежные движения матери, которая держит ребенка, вынул из него тсантсу цвета эбенового дерева.

— Чудесно! Вам нравится? — спросил он, казалось, зачарованный ужасающим совершенством предмета, который он мне привез, чтобы продать.

Фактически, голова воина была уменьшена до одной четверти ее первоначальных размеров. Он попытался положить ее мне на колени.

— Нет, нет, не надо, — сказал я, отталкивая от себя этот жуткий сувенир с отвращением, которое было каким угодно, только не притворным.

Но от моего посетителя не так-то легко было отделаться. Он достал письмо из кармана. Я узнал свой почерк. Это было письмо, которое я отправил Роше месяц назад.

Мистер Санчес — так звали его — отметил кончиком ногтя постскриптум, тот самый постскриптум, который я «нацарапал» в конце своего письма в надежде, что, написанный таким образом, он несколько утратит свою важность.

Подчеркнутый острым и грязным ногтем, он внезапно приобрел особое значение; в самом деле, он выглядел так, будто целое письмо было написано только для того, чтобы служить введением к постскриптуму.

— Вам нужна тсантса белого человека? — неожиданно прямо спросил он, наклонившись ко мне, как будто речь шла о тайном соглашении.

— Но, — сказал я, несколько захваченный врасплох, — у вас она, действительно, есть? Это так? Я думал, что отец Киршнер в своих записках…

— Отец Киршнер? — прервал он меня. — Никогда о таком и не слышал. Нет. Белая Тсантса. Белая, как, — он подыскивал нужное слово, — белая, как слоновая кость.

И тут я совершил преступление.

— Сколько она стоит? — спросил я.

— Простите, — в этот момент я прервал мистера Ф. — Я не понимаю, почему вы говорите о преступлении. Вы купили нечто, что запрещено продавать, с этим я согласен. Более того, оно было приобретено незаконным путем. Но вы в этом не виноваты, и если бы покупателем были не вы, это сделал бы кто-нибудь другой. Так что вы не виноваты!

Мне даже показалось, что мистер Ф. слегка покраснел. Как бы то ни было, я заметил, что он сделал над собой мучительное усилие, чтобы продолжить повествование.

— Сэр, — сказал он наконец, — слово «преступление» здесь, к сожалению, самое приемлемое. Когда Санчес предложил мне тсантсу белого человека и попросил за нее сто тысяч песо, я был убежден, что у него еще не было ее и ему придется где-то доставать.

— Но послушайте, — вновь прервал я его, — то, что вы мне говорите, должно вас тем более успокоить. Если Санчес должен был заполучить этот анатомический экземпляр еще от кого-то, это тем более уменьшает вашу вину.