Станислав Янчишин - Индрик-зверь. Первые рассказы

Серега впал в какой – то самоубийственный азарт. Понимая, что останавливаться нельзя, он говорил, говорил, говорил… О тонких материях, иных измерениях, телепортации. На свет божий выплыло читаное где – то словечко: трансгрессия. Далее последовала череда недооцененных современниками талантов: да Винчи, Архимед, Спиноза, Лобачевский, Гумилев, Коперник, Ван-Гог (Господи, Ван-Гог-то здесь причем?! – стенала в ужасе какая-то извилина серегиного мозга), Ломоносов,.. э-э…

– Галилей… – масляным голосом подсказал Гиреев. – Он был на вершине блаженства. А как же – вот он, шанс окончательно потопить непотопляемого Новикова!

– Спасибо, Александр Мамедович, очень дельное замечание!

– Продолжайте… – Гиреев уже даже не говорил, а почти восхищенно нашёптывал.

– Да… э… так вот… перейдем к сути вопроса…

– Пора бы!

– Итак, все те предметы, о которых говорилось, были перенесены из нашего – трехмерного мира в мир виртуальный, причем, исключительно в научных целях. Ведь еще в двадцатые годы великий Фридман обосновал…

– Прекрасно! Гениально! – голос Гиреева звучал все еще ласково, но каждое слово резало как ятаган, – у Вас есть уникальный шанс завоевать пылких сторонников Вашей теории.

За оставшиеся четыре минуты отправьте в это виртуальное измерение какой-нибудь материальный предмет. Ну, хоть бы, наши знаменитые каминные часы. Разумеется, в случае удачи все обвинения будут с Вас сняты. Так что, действуйте, Мерлин Вы наш!

– Часы?! – Серега всем своим видом уже напоминал буйно помешанного. Вообще-то, ему только и оставалось, как косить на психа (как возможный вариант – забиться на полу в припадке и пустить изо рта пену).

Маленький позолоченный купидончик, целился в Сергея, как полтораста лет назад в страдавшего манией величия, генерал-майора Попова. Секунды стремительно улетали, а несчастный дебошир и гроза четвертого общежития, яростно втолковывал своим инквизиторам, что дело не в конкретных часах и не в предметах вообще, а в искривлении темпорального потока, напряженности магнитного поля и лично его, экспериментатора тяжелом состоянии в данный момент. В воздухе пахло отчислением и чем-то еще. Призрак родной Ивановки явственно вставал на горизонте, чудились изощренные проклятья матери и злые подначки сестры. Серега уже почти не контролировал себя, его язык, в исступлении, все наращивал и наращивал обороты…

Звонок с пары все оборвал, обдал холодным душем. Звонок на 12 – 05…

Гиреев победоносно вскинул левую руку, дабы сверить часы и вынести заключительный вердикт. Странно! На нем же точно были его Командирские с авто-подзаводом. Странно. И тут…

Этого нельзя было не заметить или, тем более, не услышать! Медленно, как в кино, Гиреев повернул голову влево, – туда, откуда еще пять минут назад должен был раздаться характерный полуденный бой часов. Двенадцать ударов!

В следующие несколько секунд лицо доцента вытягивалось (казалось, оно стремится перещеголять типажи Дон Кихота или Дзержинского). Боя часов не было, как не было и самих часов! Массивных, с золочеными стрелками, купидонами и нимфами, подаренных когда-то генералу Попову в день его тезоименитства благодарными тифлисскими армянами. Неее – б – ы – л – о – о – о!!! Как не было «Командирских» самого Александра Мамедовича, электрического будильника на столе у обалдевшей секретарши и аляповатого настенного блина в кабинете декана.

О! Где ты, Гоголь, способный описать эту немую сцену?! Какая там бабушка! Какой Юрьев день!

Примерно через полминуты смысл произошедшего дошел и до всех остальных. Комендантша, в силу своей необразованности, лишь мелко крестилась и что-то бормотала, а секретарша Юлечка, сочла за лучшее просто хлопнуться в обморок. На Гиреева же, смотреть не только страшно, но и, пожалуй, вредно для здоровья.

Серега, после перенесенного, соображал очень туго. Единственное, что он понимал, глядя на лица этих людей: из Университета его вышибать уже никто не собирается. Твердо усвоенное с детства правило: «куй железо, пока горячо» сработало, заставив язык произнести:

– Так я все понятно разъяснил? – молчание и утвердительные, весьма энергичные, кивки. – И я теперь могу быть свободен?

– И-идите, Сергей, ко-конечно… – Александр Мамедович смотрел на него взглядом закоренелого атеиста, которому явился шестикрылый серафим и вручил повестку в районное отделение Святейшей Инквизиции (ля – ля – ля – ля – ля, я сошел с ума, какая досада!).

И лишь когда Новиков был у самой двери, Гиреев, собрав всю свою недюжинную волю в кулак, окликнул его извиняющимся тоном: – Сергей Анатольевич, простите, но где же все-таки часы?

Серега медленно повернулся и уже с порога, удивленным, полным самой искренней невинности голосом, переспросил: – Часы? Какие часы?

2001

Я тогда оказался в Трейле. Канада, Британская Колумбия, у самой границы с США. Местечко жутковатое и очень-очень грязное. Есть хотелось невероятно, так что, пришлось искать хоть какого-то заработка.

Помню, однажды мне довелось разгружать вагон с цементом. Через десять минут в такой, раскаленной солнцем, железной коробке начинаешь проклинать эту работу, еще через десять – весь цемент вообще, а еще через пять – сам факт своего существования на этом свете. (Пот глаза заливает, утереться в противогазе нельзя, а снимать его – почти смертельно. Так и ползаешь полусогнутый, с пылесосом в руках. К концу смены не хочется уже ничего, вообще ничего! Топаешь, как кукла к крану, зная, что если не отмыть вовремя волосы – конец им, стригись наголо!)

Так вот, та работенка была просто курортом по сравнению с пребыванием в этом городишке дымоглотов.

Огромные мрачные цистерны с вязкой слизью на дне. Серная кислота. Ее надо счищать скребком, аккуратно ступая по скользкому полу. Только бы не упасть! Только б не рухнуть в эту вонючую едкую дрянь, ибо неизбежная гибель не будет быстрой. Клянусь, в Амазонии, кишевшей змеями, пауками-птицеедами, аллигаторами, гнусом и пропитанной лихорадкой, мне было не так страшно!

Этот парень работал рядышком, но тогда мы не познакомились. Некогда было по сторонам глазеть и болтать. Наверное, и он не замечал никого.

Меня, к счастью, вскоре перевели в кровельщики. Свежий воздух – красота! Стою внизу у котла, асфальт варю, а ребята на крыше совсем околевают, зима ведь. Вспомнил я, как мы в девяностом на постройке артиллерийских складов в Федоровке грелись. Взял несколько кирпичей, немного прокалил, да и отправил в ведре на крышу. Такой кирпичик под одежду – лучшей грелки и не придумаешь! В перерыве кровельщики подошли поблагодарить. Вот тут-то я с НИМ и познакомился.

Молодой рослый парень, только, слишком худой – похоже, недоедает. Длинное лицо, высокий лоб, зачесанные назад волосы. Глаза глубокие, умные и, какие-то очень знакомые. Разговорились: Тур, норвежский эмигрант поневоле, на войну не успевший. Напряг я свои географические познания и выдал список: Осло, Берген, Тронхейм, Нарвик, Намсус, Ондальснес, Ставангер, остров Медвежий, архипелаг Свальбард…