Олег Мухин - Человек 6. Невозвращенец

– Это же скандал вселенского масштаба. Российский космонавт прикончил свою коллегу и знаменитую американскую актрису. Какая истерия на Западе начнётся. Подмоченная репутация страны. А наши с тобой репутации? Ты представляешь, где ты в результате окажешься? Вылетишь, к чёртовой матери, из фирмы. Без «золотого парашюта». Будешь на бирже труда околачиваться. А я тебе составлю компанию. И это ещё в лучшем случае.

Он вернулся за стол, налил в гранёный стакан воды из графина, выпил, крякнул, покраснел, как рак, и, дыхнув на меня водкой, зло произнёс:

– А во всём ты виноват, падла. Никакой он не сумасшедший. Просто обиделся на тебя за то, что ты, сволочь паскудная, у него бабу увёл…

Помню его маленьким мальчиком, везде сующим свой нос. Одно время мы оба жили в коммунальной квартире на две семьи. Помню, как впервые его увидел, когда он пришёл в ванную комнату с коробкой зубного порошка, зубной щёткой, мыльницей и полотенцем. Он тогда застал меня на месте преступления – я выдавливал в раковину зубную пасту из тюбика. Паста была, кажется, болгарская. «Поморин». Он ввалился в ванную комнату, этакий розовощёкий крепыш, стриженный под полубокс, и очень меня напугал своим неожиданным появлением. Но поскольку он не рассказал моим родителям о том, что он увидел в ванной комнате, я посвятил его в свою тайну.

Помню, как мы с ним ходили за колючую проволоку, за территорию военного городка, в запретную зону, находящуюся у заброшенной железнодорожной ветки. Как копали там порох – «свистуны» и «бочата». Как потом на футбольном поле запускали в небо сделанные мной ракеты, основу которых составляли пустые тюбики из-под зубной пасты и выкопанный из земли порох. Помню, как он радовался, когда впервые увидел, как ракета спускается на парашюте. Потом он сам пробовал запускать свои собственные ракеты (мы оба мечтали стать космонавтами), но у него ничего не получилось, так как он не знал тех секретов, которые знал я.

А ещё я помню, как ему прямо на уроке стало плохо – случился приступ аппендицита, и как я орал на всю школу, чтобы срочно вызвали «скорую помощь» иначе он умрёт, и тащил его бледного, потерявшего сознание со второго этаже на первый.

Помню, как он, снова без спроса, вторгся в мою комнату. Как остолбенел от картины, которую я рисовал, – ««Союз»-«Аполлон»». Как он зачарованно её разглядывал. А затем – в каком ещё большем восторге он был от радиоприёмника «VEF». Я познакомил его с западными передачами о поп– и рок-музыке. Поздними вечерами вместе с ним мы слушали «Голос Америки» и Би-Би-Си. Я научил его отличать Боя Джорджа от «Бон Джови». Уверен, именно мой радиоприёмник пробудил в нём страсть к радиотехнике. Совсем скоро он стал посещать радиотехнический кружок на Станции юных техников.

Помню также, как он установил огромную радиоантенну на крыше того нового пятиэтажного дома, куда их семья переехала. Помню, как он заделался радиолюбителем и, выучив английский язык, начал общаться с радиолюбителями всего мира. Я тоже хотел заняться радиотехникой, но у меня ничего не вышло. Мне были неизвестны те секреты, которые знал он. Зато мне стали известны секреты, как прыгать с парашютом. И я неоднократно прыгал с вышки, стоящей у здания ДОСААФ.

По окончании школы я поступил в лётное училище, но в итоге так космонавтом и не стал. А он поступил в радиотехнический институт и, в конце концов, стал космонавтом.

– Скрыть ЧП практически не удастся, – сказал министр, разливая остатки «зелёного змия» по стаканам, – счёт идёт на часы. В скобках замечу, что ежели бы не иностранная подданная, то ещё что-то можно было бы сделать. А так… Завтра… – Он посмотрел на наручные часы. – Нет, уже сегодня они должны отстыковаться и лыжи на Землю навострить. Но они не отстыкуются. И тогда ЧП вылезет наружу. И дойдёт до президента. А президент нас с тобой по головке не погладит. Ох, как не погладит. – Министр криво усмехнулся, показав мне свою золотую коронку. – В «старые добрые времена» нам бы, наверное, за такой прокол деревянные бушлаты выдали. Но нынче эпоха другая: демократия, толерантность и вседозволенность, а посему постараемся выкрутиться. Твоё здоровье… – Мы опорожнили стаканы. Лицо министра из красного превратилось в пунцовое. Он теперь рассматривал меня с интересом, словно диковинку. Министр хрустнул солёным огурцом и продолжил: – Если он на связь выйдет, но снова, несмотря на твои уговоры, откажется подчиняться, то пошлём корабль и насильно его заберём, а масс-медиа скажем, что человек заболел физическим недомоганием. Главное, чтобы он ничего плохого с женщинами не сделал. Если он на связь больше не выйдет, всё то же самое – посылаем корабль с крепкими ребятами. Должны, должны выкрутиться. – Министр наколол на вилку две маслины, отправил в рот. Зубы у него были черны от курева. – Что? А если он заблокирует все люки на стыковочных узлах станции? Ну, тогда автогеном придётся дырку резать. …Чего ты ржёшь, как лошадь Пржевальского? Ну не автогеном, чем-то другим. Мне по статусу не положено в автогенах разбираться. Моя задача, чтобы нас с тобой автогеном не порезали. Так-то вот. Что? А если он девок изнасиловал и прикончил? Тогда это, брат, криминал в чистом виде. Серьёзное дело. Сумасшедшим, как ты говорил, его объявим и в дурку определим на пожизненный срок. Без права на интервью. А как иначе? Убивать нельзя, даже если ты и обиделся, что твой лучший друг с женою твоей спит. Зачем же невинных людей жизни лишать? Ты лучше вернись и здесь разборки устраивай. Правильно я говорю? – Министр пододвинул ко мне банку шпрот. – Доедай да спать пойдём. Утро вечера мудренее. Утром будем с тобой кумекать, как нам себя дальше вести. На свежую голову. Действуя по обстановке. Давай доедай. – Министр сунул руку во внутренний карман пиджака, достал пачку «Marlboro», вынул сигарету, размял её и, глядя на меня с ехидцей, спросил: – Как она в постели? Хорошо ублажает? Да? – И тут зазвонили сразу все телефоны, стоящие на его дубовом столе.

Хотя моя секретарша носила имя Лора, на самом деле за глаза я звал её Дорой. Сто килограммов живого веса, метр восемьдесят – рост, причёска а-ля атомный взрыв, длинный нос, юношеские усики над полной губой, волосатые бочкообразные ноги. (Вопрос: что может быть страшнее, чем женщина с волосатыми ногами? Ответ: женщина с волосатой грудью!) Плюс Лора кашляла так своим хриплым надтреснутым голосом, будто выстреливала из себя снаряды. Ну чем не знаменитая крупнокалиберная дальнобойная пушка «Дора», сделанная в фашистской Германии? Ассоциация напрашивалась прямая. Несмотря на то, что Дора, как женщина, была малопривлекательной, во всяком случае, для меня, ценил я её выше всех моих сотрудников. Она была надёжная, верная, исполнительная, как никто другой из персонала ЦУПа.