Карел Чапек - Как я был великаном (сборник рассказов)

— Для этого я и пришел сюда. — Маккент облизнул пересохшие губы. — Я хочу вам рассказать нечто почти невероятное. Но сначала мне бы хотелось спросить…

— Спрашивать буду я!

— Да, конечно. Но… дайте мне договорить. Я знал, что Шмидт убит. Еще с субботы. Я видел его там, я нашел его… я был у него первым. То есть первым после убийцы.

— Спокойнее, не все сразу. О том, что вы лгали, мы знаем.

— Лгал… да… Я боялся. Вы, конечно, сравнили показания Реи Сантос…

Майор пристально посмотрел на биолога.

— Я сейчас перейду к делу, — заверил его Маккент. — Все началось с того, что меня заинтересовало поведение Шмидта. Я же видел, что между ним и Ирмой Дари что-то было. Он довольно открыто добивался ее расположения. Но это к делу не относится. Мне показалось, что Шмидт сделал какое-то открытие и скрывает это. Ему известно что-то интересное. Он над чем-то работает. Но где? На базе? У радиотелескопа? Что это могло быть? Потолковать бы с ним наедине. Быть может, он охотнее разговорится, чем в столовой или клубе, где все время народ. И я решил взглянуть, чем занят Шмидт. Я вышел из оранжереи примерно в 10.15, обратите внимание на время…

— Не беспокойтесь, следите лучше за собой — не забудьте чего-нибудь. Итак, вы направились к радиотелескопу…

— Ровно в 10.25 я его увидел. Шмидт… — Маккент несколько раз сглотнул слюну, лоб его покрылся испариной, — он там лежал. Мне показалось, что он в обмороке или у него поврежден кислородный баллон. Я подбежал к нему и не поверил своим глазам — его скафандр был прострелен в двух местах. Представляете?…

— Дальше, дальше.

— Я растерялся, вытащил ракетницу, думал дать сигнал тревоги… потом хотел позвать на помощь по радио, но не сделал ни того ни другого. Первое, что пришло мне в голову, — радиста кто-то застрелил нечаянно, не мог же он сам всадить в себя две ракеты! Но потом я отбросил эту версию, несчастный случай исключен. Шмидта убили. Два выстрела — неопровержимое доказательство убийства. И никого нет вокруг. Это было жуткое чувство. Я сразу подумал — стоит кому-то меня увидеть у трупа Шмидта — и подозрение может пасть на меня. Поэтому я бросился бежать оттуда со всех ног. Вот и все. — Маккент отер пот со лба. — На этот раз действительно все.

Закусив губу, доктор Гольберг едва сдерживал нетерпение так хотелось ему задать Маккенту с десяток вопросов. Но он предоставил инициативу следователю.

— Скажите, Маккент, вы любите Моцарта? — неожиданно спросил Родин.

— Люблю. Откуда вы знаете?

— Какие произведения Моцарта вы здесь прослушивали?

— Здесь, в Заливе Духов? Насколько я помню, никаких. Да, точно, никаких.

— Вернемся к Шмидту. Значит, вы утверждаете, что помчались прочь от трупа? Куда — к оранжерее?

— Да, я вернулся прямо в оранжерею и лихорадочно стал обдумывать ситуацию. Неожиданно я вспомнил, что ровно в 11.00 будет проводиться проверка всех членов экспедиции, находящихся снаружи. Это значит, что с минуты на минуту следует ожидать тревоги. Если я прибегу последним, это может вызвать подозрение. Поэтому я встал и направился к базе.

— Вы никого не встретили по дороге?

— Я старался уклониться от встреч. Однако мне показалось, будто я вижу чью-то тень. Видимо, это был Нейман, проходивший мимо оранжереи в тот момент, когда я собирался выйти. Кроме того, я видел врача, Рею Сантос.

— Каким путем вы шли к базе?

— Я держался стороной, двигался вдоль склона, в тени. Наконец я притаился и стал выжидать.

— Что же было дальше?

— Потом произошло то, от чего я остолбенел. Над мертвым Шмидтом взлетела ракета. Но там же никого не было! Вы можете это объяснить?

И снова следователь пропустил его вопрос мимо ушей.

— Откуда вы знаете, что у радиотелескопа никого не было?

— Но я же собственными глазами видел мертвого Шмидта, а через две-три минуты после объявления тревоги все собрались у выхода! Кроме Ирмы Дари, но она все время была на связи.

— Вы видели ракету?

— Видел.

— Я, очевидно, неточно выразился. Я спрашиваю, вы посмотрели на холм, после того как ваше внимание привлек красный свет, или…

— Нет. Я смотрел именно в этом направлении. Меня… я не знаю, как бы это лучше выразить… Просто радиотелескоп, холм, где лежал Шмидт… это место притягивало меня, я не мог от него оторваться. У меня было такое чувство… доктору, верно, знакомо это состояние…

— Архаическая аномалия, — проворчал Гольберг, — атавизм. Еще лет сто назад никого не удивляло, что люди толпятся перед домом, где совершено убийство.

— Вы не заметили ничего особенного в этой сигнальной ракете?

— Нет. Мне показалось, что она ничем не отличается от тех, какими мы стреляли на тренировке. Разумеется, за исключением цвета.

— А высота?

Биолог пожал плечами.

— Высота? Я бы сказал — обычная, может, чуть меньше.

— Хорошо. Вспомните, откуда кто прибежал.

— Первой прибежала врач, справа. Мне тогда просто в голову не пришло, что она бежала от оранжереи. Потом из шлюзовой камеры показались Глац и Мельхиад. Нейман бежал со стороны ракетоплана. Юрамото шагал от своей сейсмической станции, а Ланге мчался сверху, от обсерватории. Он прибежал последним.

— К слову, верно ли, что у вас с ним был довольно крупный разговор?

— Да, мы немного повздорили.

— По какому поводу?

Маккент недоуменно развел руками.

— Уж и не знаю, как вам объяснить. Речь шла о человеке, вернее, о человечестве, о его прошлом и будущем. Ланге что-то сказал о господстве человека во Вселенной, а я имел неосторожность пожалеть Вселенную, подразумевая биологическое несовершенство человека. Он мне возразил, слово за слово — мы поспорили. Вот и все.

Родин посмотрел Маккенту в глаза.

— Скажите мне, пожалуйста, вы же не маленький ребенок признанный ученый, заслуженный человек. Я понимаю, что, когда вы наткнулись на мертвого Шмидта, для вас это было сильнейшим потрясением, вы не знали, что делать, и в панике совершили ошибку. Но потом, когда прилетели мы… почему вы так долго скрывали от нас правду?

— Я подумал, — Маккент в волнении сжал руки, — я сказал себе… вы понимаете, я же тут, на Луне, только временно. Мы с вами расходимся во взглядах на целый ряд проблем, ко многому я отношусь с оговорками, возражениями. Кроме того, следует признать, что по натуре я достаточно активен, до всего хочу докопаться, все меня интересует, иногда это даже кое-кого злит. — Он улыбнулся уголками губ. — Представьте себе, что именно я выстрелил над Шмидтом ракету. Соберите все факты воедино, и вы поймете, что мне трудно было бы объяснить свое присутствие у мертвого тела радиста. Я признаю, что допустил ошибку. Но, мне кажется, я сумел объяснить, почему я не сказал вам всего сразу. Настало время исправить эту ошибку. Поэтому я и пришел — сказать вам чистую правду. Вы меня понимаете?