Александр Левин - Вчерашняя мышь. Сборник прозы

Как человек может измениться, для того чтобы формализовать новую человечность, игнорируя или объясняя себе переход в другую форму? В этом и состоит моя работа, комиссар.

Я рассказываю машинам о том, как работает механизм человека, учу их тому, что единственная возможность не превратиться в кого-то, упрямо и слепо следующего своей оторванной от жизни теории, единственный для сегодняшнего человека действенный способ борьбы с солюционизмом – непоследовательность.

Можете себе представить, что говорят мне ученики? Думаю, можете. И в условиях этой бесполезности, инертного существования, полнейшей теории, которой не было видно конца и края, я получаю возможность применить свои знания и умения на практике. Разве вы бы не согласились?

Сингулярность сказала, что в М-7 проник казуальный человек. Он скрывается среди жителей под видом простого нейроника или же даже автонома. Машины не знают, кто из них не машина . Готовится теракт. Как стало известно Управлению, луораветланы хотят уничтожить местные сервера Разума.

Я приезжаю в качестве психолога-консультанта – в коммунах вроде М-7 наблюдается удивительная страсть к архаике. Мне нужно определить круг подозреваемых, подкрепить подозрения результатами теста, указать на детонанта Контролю – и на этом делу конец. Звучит захватывающе и не слишком сложно.

Но я не успел.

Скажите, господин Лебедев, вы считаете, что детонантом действительно могу оказаться я? Правда в том, что я не берусь отстаивать свою память. В искусственную личность можно завернуть все что угодно. Я хочу верить, что помню именно свою, а не чью-то чужую жизнь, но если вы решите, что это подложка и где-то внутри скрывается террорист, который уничтожил Д-22 и вот-вот доберется до Разума, я поверю вам.

Никотин порядком ударил в голову. Лебедев взялся одной рукой за подбородок, а вторую положил на затылок и громко хрустнул шейным позвонком. Хотелось есть и спать.

Реальность выматывала.

Слова Ахава не вызывали никакого эмоционального отклика, пусть и должны были.

– И когда вы поняли, что собрать Ферму заново таким…

Лебедев выдохнул, потер виски пальцами.

– Собрать ее таким, скажем, специфическим способом не выйдет, вы пошли к психологу. Его имя Глеб Шульгин. Верно?

Лебедев на всякий случай заархивировал отчет о последних десяти минутах беседы.

– Да, именно так.

Лебедев хотел спросить про убийства. Мол, как вы планировали сшить все эти мозги? Но вопрос показался мерзким. Лебедев скривился. Сначала ему даже захотелось сильно ударить Ахава по лицу.

– Что с вами, комиссар?

Лебедев дал еще никотин. Затем серотонин и окситоцин. Хрустнул пальцами и сказал:

– Расскажите о ваших встречах.

На сей раз промедлил Ахав. Его лицо на несколько долгих секунд сделалось похожим на жуткую восковую маску.

– Речь шла о… разделении. Шульгин велел вспоминать мою жизнь внутри Фермы. Восстанавливать все, что возможно восстановить, вытаскивать из памяти мысли, чувства, страхи и отделять свои от чужих. Как только я пойму или… заставлю себя понять, что не было никакого целого, мне станет легче, и я почувствую, что свободен.

– Получилось?

– Вспомнить – да, освободиться – нет. Я попросту не хотел освобождаться, мне не от чего. А ведь шанс был… Я имею в виду шанс на восстановление системы своими силами. Я почти все предусмотрел, но теперь меня который день держат здесь, и я не знаю, что будет дальше. Никто не отвечает на мои вопросы. Со мной никто не хотел говорить до вашего появления. Ответьте, комиссар, чего мне ждать? Я буду уничтожен или смогу продолжить работу?

Губы Лебедева помимо воли растянулись в нервной улыбке.

– Пока я ничего не могу вам ответить, Ахав. Сначала мы закончим беседу.

– Я знаю про террориста, комиссар. Шульгин поделился. И могу предположить, что вы подозреваете меня. Дело ведь не в этом генетическом мусоре, который я перебирал в поисках приличных миндалин. Дело в том, что они здесь, в М-7. Они все еще здесь. И Сингулярности страшно потерять резервный генератор.

Лебедев промедлил секунду и сказал;

– Да, все именно так.

И добавил, не дав Ахаву раскрыть рта:

– А теперь вы расскажете о ваших встречах.

Я приехал сюда, движимый духом авантюризма. Это было приключение, а в наше время не так просто найти повод для органической выдачи адреналина.

Город встретил меня белой колышущейся стеной дождя. Здесь постоянно идет дождь, то ослабевая, то превращаясь в жуткий ливень. Как я устал от этого проклятого дождя! В Управлении даже говорили, что выходить на улицу людям в это время опасно. Хотя специальных инструкций, конечно, нет… Я и не выходил.

Небольшой кабинет, два старых проектора, процессор середины прошлого века. Я сидел, пил дерьмовый кофе, который в Управление привезли специально для меня, чаще всего пялился в стену, иногда принимал пациентов. Сначала ко мне приходили, точно в цирк. Посмотреть на казуала, поговорить с кем-то – ну, с помощью слов .

Я думал: как произошло, что во мне возникла необходимость? Как это работает? Пришел к выводу, что радикальные луо слишком похожи на тех, кого мы победили когда-то.

Я ведь говорил про молитвы?

Мы это проходили: в руках реакционной группы оказывается оружие идеологического противника, и представители этой группы перестают понимать, что используя его, это оружие, они лишают свои идеи и идеалы смысла…

Я думал: кто из них оружие? Кто из них, тех, что приходили ко мне выговориться, на самом деле голем? Детище жуткого социального протеста. Кого из них не существует? Чья история, чья боль и страдания, счастье, фантазии, мечты и планы выдуманы от начала и до конца?

Я говорил, слушал и пытался понять, боялся пропустить что-то важное.

И пропустил.

В день аварии, проводив очередного гостя, я почувствовал, что земля уходит из-под ног. Все вокруг задрожало, с потолка начала сыпаться белая пыль, и здание, казалось, готово было рухнуть в любой момент. В коридоре зажглись красные огни… которые нужны были только мне. Ни у одного из служащих Управления нет принципиальной необходимости в конкретной телесной оболочке, что бы они там ни говорили о хумафилии. Раньше здесь работали люди, а теперь людей нет, но примитивная техника, предназначенная для них, продолжает исправно функционировать. Не знаю, насколько это логично, но я был обижен.

Злился и думал, что умру, но не умер.

Спустя какое-то время дрожь утихла, и все успокоилось. Потом смотришь – а в небе, среди туч и молний, все также плавают платформы, но чего-то не хватает, знаете… Чисто технически, все в порядке, но мозг, заряженный ожиданием, моделирует сначала реакцию, а уже потом обрабатывает реальность и оказывается фрустрирован. Одна из башен Управления походила на наполовину сгоревшую свечу. Ремонтные работы не начались. Они до сих пор не начались. А я мог уехать, но не уехал, продолжил… ну, скажем, работать… Вы просили важное? Точно! После аварии у меня появился один пациент, автоном, один из разумов разрушенной колонии, существо по имени Ахав. Поговорите с ним.