Александр Левин - Вчерашняя мышь. Сборник прозы

– Лебедев, – сказала Сингулярность. – Меня интересуют результаты.

Лебедев помолчал. Потом закрыл и открыл глаза.

Сказал:

– Генератору ничто не угрожает.

– Вы уверены?

– Да, абсолютно.

Шумы исчезли, Лебедев повернул голову налево, будто ощутив чье-то присутствие, и оказался в кабинете Сингулярности.

Светло и тихо. Женщина с выразительными синими глазами стала привлекательнее, но привлекательность эта была еще более вульгарной, животной. Сингулярность сидела на диване, снова закинув ногу на ногу. Яркий макияж, чулки, короткое красное платье, едва не лопающееся на бедрах.

– У вас есть доказательства?

– Хотите обвинить луораветлан, найдя повод для Оптимизации?

– Нам не нужен повод, Лебедев.

– А что нужно?

– Понять.

– Ничем не могу помочь.

– Вас что-то беспокоит, Лебедев?

В левый висок будто бы ввинтили толстый ржавый болт. Руки дрожали, дышать было тяжело. Прежде чем ответить Сингулярности, Лебедев еще раз прокрутил в голове картинки из своего прошлого: большой офис в Управлении гибридной коммуны, прозрачные стены, люди, одетые во все черное снуют туда-сюда, занятые какой-то серьезной и важной деятельностью…

Кто они такие, почему в памяти нет ни одного лица, ни одной истории?

Одна есть. Как будто нарочно. Лебедев помнил, что у него была младшая сестра. Веснушчатая, рыжая и смешная. Они дружили, и она должна была однажды зачем-нибудь прийти к нему в офис. Так ведь? Идет по коридору, оглядываясь, будто оказавшись в каком-то другом, незнакомом мире. Одета в мешковатое буро-зелёного цвета нечто. Копна кудряшек, зеленющие глаза, ремешок от индийской сумки через плечо.

– Ничего этого не было, – твердо сказал Лебедев.

– Чего именно? – спросила Сингулярность.

– Кто я по профессии, скажите? Почему на такое ответственное задание решили послать именно меня?

Сингулярность не ответила. Изобразить на лице какую-то внятную эмоцию у нее тоже не вышло.

– Деактивируйте эту личность, Сингулярность. Сохраните память и деактивируйте. Ничего не… Или… Стоп!

В этот самый момент его едва не ослепила сине-белая вспышка, он на секунду потерял концентрацию, и кабинет Сингулярности исчез. Сильный порыв ветра бросил в лицо холодные колючие капли, а потом по небу, пробирая Лебедева до костей, прокатился сердитый раскат грома.

– Подождите, – сказал Лебедев. – Дайте мне пару-тройку минут. Хорошо?

Глубоко вдохнул, на несколько секунд задержал дыхание, потом выдохнул и направился к двери. Вошел в платформу, быстро прошел по коридору. Сначала остановился возле камеры, в которой ждал Ахав, но передумал, почти поднеся ладонь к сканеру. Быстро облизнул губы и прошел дальше.

Доступ разрешен. Дверь бесшумно исчезла в стене слева. Шульгин сидел за столом, скрючившись, как великовозрастный ученик за партой не по размеру.

– Шульгин, – начал Лебедев с порога.

Замученный голодный психолог медленно повернул голову.

Лебедев не двигался.

– Вы ведь считаете, что этого делать нельзя? Но если вы с этим вашим тестом правы, то это нелогичная установка, и я могу называться человеком. Верно?

Шульгин молчал.

– Отвечайте!

– Как странно все вышло… Я действительно считал, что должен был найти детонанта, жутко переживал из-за этого, но все больше и больше запутывался в них и их историях.

Шульгин отвернулся и стал смотреть куда-то туда, где стена превращалась в потолок.

– Сотни их, биооргов, машин и людей, проходили через меня каждую неделю, и я понимал, что всем им необходима какая-то помощь. Причем вне зависимости от того, оказывались ли они людьми в моем представлении. Нет, скорее, конечно, в представлении теста.

– Ближе к делу! – Лебедеву страшно нравилось чувствовать гнев и нетерпение. – Даже сам факт того, что я пришел к вам, означает, что ваш тест не работает.

– Я перестал видеть какой-либо смысл в человечности, друг мой. Среди сотен миллионов когнитивных искажений, наполнивших существа люботов и людей, я потерял нить, потерял зацепку, которая могла бы привести меня к ответу. А затем все было кончено. Чувство безысходности освободило меня. Я все понял.

– Ничего вы не поняли.

Лебедев сделал полшага вперед.

– Вы больной человек, Глеб.

– Нравится думать, что можете существовать вне пределов логики? – Шульгин оживился. – Тогда попробуйте, Разум, возьмите на себя ответственность. Уничтожьте эту штуковину.

Была темнота. Через неопределенное количество времени в этой темноте раздался звук, как бы механический вздох. Больше ничего не изменилось и долго не менялось. Спустя еще какое-то время к нему, тому, кем я был, начала возвращаться память: он понял, кто он, где и почему оказался.

Узнавание не сопровождалось эмоциями: я никак не оценивал эту темноту, я ничего не думал про опыт, слой за слоем восстанавливающий мою личность. Лучше все-таки сказать «его личность», потому что отдельный от него я тоже существовал, как сознание внутри сознания.

Говорю «он», но там было другое, вы просто вряд ли поймете, ну или я не сумею внятно объяснить механизм идентичности этого существа. Пусть останется «он».

Выйдя из глубокого сна, чем-то похожего на нашу с вами смерть, он активировал сенсоры обработки внешней информации. Так будет правильнее, я сомневаюсь, что «открыл глаза» будет полностью адекватно реальности: эти существа иначе воспринимают и интерпретируют окружающее.

Он очнулся на космическом судне на орбите Земли. Был из тех, кого разбудили в самую последнюю очередь. В его сути я нашел много чего забавного и странного, даже удивительного, но если попытаюсь рассказать, то опять ничего не выйдет. Ведь и без того получается ужасно, просто омерзительно…

Вы чувствуете ложь, чувствуете, что хлипкая конструкция из ваших слов не способна внятно передать то, что я хочу описать? Внутри Фермы мы, все мы, сотни самых разных существ из разных времен, были единым целым, знали друг друга насквозь, а сейчас выходит, что мне как будто бы нужно попытаться поделиться «чужим» опытом. Не чужим.

Шульгин настаивал именно на этом слове. Он неплохой человек, умный малый, которому остро недостает инструментов. Поэтому мне, кстати, хотелось показать ему иной уровень коммуникации. И знаете, есть ощущение, что он был к этому готов, особенно тогда, когда узнал про существ…

Создания. Они. Простите, опять сбиваюсь, поганая необходимость осуществлять эти дыхательные… движения? Дыхание, вербальные коммуникации, потребление пищи. Тело человека, сознание человека, – такие глупые и бесполезные штуки, даже учитывая все наши технологические инновации, эти ужимки, которыми мы прикрываемся, чтобы задавать себе все меньше и меньше вопросов.