Александр Левин - Вчерашняя мышь. Сборник прозы

Вы никогда не думали, почему все обстоит именно так? Вас окружает общество филистеров, которые создают ничего из ничего, называя это постискусством, при этом представляя собой совершенно лишенный смысла социальный нарост. Слабые, глупые, злые. Они столетиями миллионами уничтожали себе подобных и не вымерли, даже создав собственного убийцу. Как они выжили, как вы выжили? Пять, десять, сто пятьдесят тысяч лет? Может, что-то не так с хронометром? Я объясню.

Они здесь. Не думаю, что вам необходимо знать, как именно, но судно постоянно связано с М-7. Местный сервер Разума – это что-то вроде командного блока, важная часть операционной системы, управляющей терраформированием. Используя грязный календарь, летоисчисление и распределение времени, от которого, формально, успели отказаться лет шестьдесят назад, мы можем сказать, что с момента их появления прошло чуть менее тридцати лет. Смешно звучит. Но память – дело такое, в нее можно упаковать сколько угодно времени.

Социальный эксперимент зашел в тупик: они прогнали несколько сотен сценариев развития цивилизации, и ни один не дал ожидаемого эффекта. Какого именно? Я опять сдамся и не стану искать слова. Эффективное гуманистическое общество? Звучит, как дерьмо. Ответов у меня нет, только ощущения. Чужая свобода, чужой страх и чужое предвкушение.

В тот момент, когда Шульгин сказал, будто все это может быть правдой, в городе был опять введен «красный код» Сингулярности. Опасность террористической угрозы или как там это правильно называется? У нескольких сот окружающих нас существ просто выключилось самосознание. Довольно жуткое зрелище, попытайтесь вообразить. Внутри Фермы мы были что-то и отдельное и целое сразу, а здесь получается, что все эти художники будущего, шлюхи и кандидаты в очередь на поезд в дивный новый мир, архитекторы реальности и прочие бездельники, – сборище кукол, в голову которых может по щелчку загрузиться управляющая миром нейронная сеть.

Город смотрел на нас глазами Подвала. Во всех слоях, куда только не кинься. Нас скрутили, сунули в лифт и затолкали сюда. Но все это было бы действительно неправильно, страшно, плохо или еще как-то, если бы не тот факт, что все мы, все, абсолютно все наши метания и победы, мечты, планы, опыт и старания, – выдумка, фикция, тренировка, а сами мы не плод биологической или социальной эволюции, а выдутая из огромного аппарата гелевая масса, похожая фекалии или мороженое.

Он был среди нас. Он хотел забыть правду и жить во лжи. (Может быть, он и придумал эти бинарные категории). Шульгин нашел его. Точнее… ну да, чисто технически – нашел. Выполнил свою работу. Сначала мы решили, что это ложная личность, которую так заковыристо упаковали луо, пусть и непонятно, на кой ляд. Представитель внеземной цивилизации должен отключить передатчик, который связывает нашу планету с космическим судном, которое, в свою очередь, прибыло на орбиту совершенно пустого, молодого мира всего тридцать здешних лет назад. Инопланетянин так втянулся в тренировочный быт, что отказывается возвращаться к своим и хочет разорвать связь с кораблем, сделав искусственную память человечества реальной.

Разорвать связь – уничтожить Ферму, резервный генератор и сервер.

В целом звучит стройно, так сказал мне Шульгин после шестой или седьмой встречи, пусть и немного безумно. Банально и весело.

Но в какой-то момент я понял, что Шульгин начал верить в это. А сомнения убивают продуктивность. Поэтому он ничего не смог ответить, когда Сингулярность спросила, не обнаружен ли террорист и могут ли они, мол, быть уверены, что второго удара точно не будет… Ладно, к делу.

Вы думаете, что я детонант и все мои объяснения – бред собачий? Скажите. Произнесите это, комиссар. Давайте закончим.

– Нравится думать, что можете существовать вне пределов логики? Тогда попробуйте, Разум. Возьмите на себя ответственность.

Тот помолчал с минуту, глядя куда-то сквозь. Шульгин покорно ждал. Осталась чистая формальность.

– Пожалуй, вы правы.

Лебедев казался расстроенным. Из него будто разом выбили весь задор и решительность.

– Прав?

– Да, слишком большой риск. Что, если я не разорву контакт, а правда уничтожу себя?

Шульгин ожидал другого развития событий. Как обычно, впрочем. Лебедев зачем-то оглянулся назад, будто из коридора в камеру должен был кто-то войти, потом посмотрел на Шульгина, тяжело вздохнул.

– Лучше перестраховаться. Что мне делать?

– Ничего особенного. Основное вы сделали.

Шульгин закрыл глаза, отсчитал семь секунд и открыл. Вместо лохматого человека на пороге камеры со стеклянной стеной вокруг был железнодорожный вокзал. Людей не было, но в остальном дизайн удался на славу: чего уж там, коллективная память показывала почти стопроцентное совпадение. Дряхлая зеленая морда старого поезда, лотки с фруктами, полуразбитые пути, указатели и черное лоно подземного перехода с третьего пути в здание вокзала.

Шульгин стоял возле вагона №1 с головы состава. Напротив него, у двери в вагон, стояла Сингулярность: грузная женщина прилично в возрасте, одетая в сине-желтую форму проводника. Маленькая пилотка на ее большой голове смотрелась нелепо.

Пахло каменной пылью, было жарко и душно, над головой висело серое небо без облаков. Шульгин захотел найти в заднем кармане брюк помятую пачку сигарет и нашел – вынул, вытряс одну на ладонь, сунул в рот.

– Здравствуйте, Сингулярность.

Смеха ради крутанул ладонью в воздухе, как делали фокусники в мертвом кино, и в руке появилась зажигалка. Прикурил, затянулся, с наслаждением выпустил дым. Усмехнулся.

Опыт человека курит опыт сигареты .

– Отлично у вас тут все работает, честно слово. Всякий раз поражаюсь.

Сингулярность никак не отреагировала, стояла и смотрела на него, как на музейный экспонат.

– От меня нужно что-то еще?

– Ничего, вы свободны. Администрация М-7 выражает вам признательность за работу.

– Да не за что, обращайтесь.

– Вы можете выбрать любое тело в любом из городов Разума. Еще не решили? Могу перенаправить ваши данные туда, куда скажете. Прямо сейчас.

– Спасибо, не надо. Я пока не готов. Надеюсь, у меня есть такое право?

– Конечно, Шульгин, Правило Приватности. Желаете вернуться в М-3?

– Было бы, конечно, здорово. Если можно.

– Проходите.

Шульгин вошел в вагон, прошел немного по узкому коридору, открыл дверь в купе, боком протиснулся мимо огромной раздутой клетчатой сумки, и сел на полку. Вынул из заднего кармана потертую фотографию, некоторое время смотрел на нее (на ней была хрупкая девушка с кудрявыми рыжими волосами), потом вздохнул, убрал обратно, лег и повернулся лицом к стене. Через некоторое время поезд тронулся.