Леонид Бойко - Постскриптум. История нескольких жизней

– Вполне, док.

– Илья, прибереги рабочий этикет для других пациентов – Вмешалась Кэт. – Все же свои!

– Это точно. – Добродушно сказал доктор, открывая дверь перед нами. – Все свои, все как родные. Друзья Алекс – мои друзья и я постараюсь Вам помочь всем, чем только смогу. Робби, садись на кушетку.

Я последовал указаниям доктора и вскоре оказался на мягком кожаном диване, который находился в центре просторной комнаты. Лучи осеннего солнца трепетно падали на меня через открытые жалюзи и ласкали мое лицо. С каждым днем оно все меньше дарит нам свое тепло, готовя нас к непроглядной и холодной зиме, которая подкрадывается совершенно не заметно. На стене, прямо напротив меня, в рамках десятками весели почетные награды, дипломы и поздравления для владельца этого кабинета. Все они были демонстративно выставлены на показ – вот они, все труды жизни. Стены, хоть и были такими же голубыми, как и во всей больнице, но воспринимались совершенно по-другому, более уютно и по-домашнему. Весь кабинет был обставлен мебелью и большими горшками с пальмами. Где-то позади меня монотонно бубнил голос диктора с небольшой настенной плазмы. Илья поспешил сесть за широкий стол, жестом усаживая Кэтрин в самом начале комнаты перед небольшим журнальным столиком, на котором лежало чтиво для сопровождающих. Ничего серьезного, только гламурные глянцевые странички.

– Вам удобно?

– Да.

– Расскажите, что вас беспокоит. – Илья вытащил из папки большой белый лист и был готов к диалогу.

Мы долго беседовали. Я довольно подробно описал свое состояние, которое беспокоило меня (а теперь уже и Кэт) на протяжении последнего времени. Иногда в разговор влезала и Кэтрин (она старалась помочь и не упускала своей возможности), дополняя картинку в тех в местах, которые вылетели у меня из памяти. Мы словно собирали мозаику, крупицы которой были моими воспоминаниями, приправленными с сиропом из жалоб. В рассказе я упомянул и то, что вижу, когда просыпаюсь совершенно в других местах, и что чувствую, когда «вот-вот» отключусь, рассказал о детстве, с трудом поведал о страшной аварии, которая на долго оставила своей след на моем сердце. Стараясь не упустить ни малейшей детали, я вдавался во все подробности. Я говорил искренне, не понимая, верит мне доктор или нет. Когда речь зашла о том, что многие из «снов», которые снились мне в детстве, сбылись, Илья слегка скептически изменился в лице.

– Вы утверждаете, что вы в каком-то роде видели будущее, когда были ребенком? Вы же понимаете, Робби, что это просто совпадение.

– Док, все сбылось. Я не знаю, как это объяснить.

– Случайность и совпадение, вот, например, что точно Вам, кхм, тебе снилось? – Илье было сложно перейти на «ты».

– Я не верю в случайности. – Сказала Кэт. – Роб, почему ты мне об этом раньше не рассказывал?

– Я не придавал этому значения, но теперь мне страшно. Первый сон был, когда я был в младшей школе. Класс точно не скажу. Я как-то заснул на уроке рисования и в своей голове смутно увидел, как умирает мой преподаватель. Проснувшись я долго плакал и просил ее перестать курить.

– И? – Перебил Илья.

– Она меня отчитала. А через год она сгорела в собственной кровати из-за непотушенной сигареты. – Меня слегка злило его недоверие.

– Это вы из некролога узнали? Робби, я не знаю, как это объяснить, но это определенно совпадение. Никаких видений, никаких экстрасексов (он почему-то посчитал смешным исказить это слово) не существует.

– Она умерла именно так, как я и видел. – Меня начал переполнять гнев. – Черт, да я говорю правду.

– Робби, у тебя – Доктор уже перешел на «Ты». – хорошее воображение. Считайте, как хотите. – Он встал и протянул мне листок, который был напрочь исписан беглым неразборчивым почерком, который обычно понимал только узкий круг медперсонала – Робби, вот вам, точнее, вот тебе направление на анализы. Я бы хотел посмотреть, что из этого выйдет. То, что ты страдаешь некой формой амнезии – уже сигнал к лечению. А также я бы крайне рекомендовал тебе остаться у нас на недельку-другую.

– Робби, что ты думаешь? – Спросила Кэт, переводя на меня взгляд. – Боже, у тебя опять течет из носа кровь! Милый!?

Она подбежала ко мне, но я больше не слышал ее. Звон, словно из раскаленной пламенем преисподнии, снова заполнял меня, полностью поглощая и обволакивая непередаваемой болью. Размыто видя, как ко мне подбежал Илья, я боролся с собой, чтобы остаться в сознании и опять не потерять счет времени, оказавшись по другую сторону жизни. Силы во мне угасали, как и надежда, чтобы сопротивляться. Я попытался встать, но, потеряв контроль над своим телом, с грохотом приземлился перед столом доктора и закрыл глаза. Я снова проиграл.

– Робби-Добби, ты дурак!

– Сам такой! – Окликнул я.

Все было как во сне. То, что видел я, казалось, было пережито мной невероятно давно. И теперь мне стоит пережить это снова. Передо мной играла картина, точно я находился на новой премьере, настоящий спектакль, а мне предстояло быть ее наблюдателем.

Стоял весенний день, когда отец вывез нас с Томом (моим младшим братом) на рыбалку, почувствовать вкус настоящей мужской вылазки. Будучи заядлым рыбаком, покидающим нас каждую пятницу по воскресенье, О «Брайан старший (так его называли у нас в семье, иными словами – мой отец Ричард) решил приучить нас к своему хобби, к которому изначально у меня возникало одно лишь отвращение. Все утро мы провели в дороге, в которой нас умудрилось нехило укачать, и весь путь мы судорожно смотрели только вперед, держа бумажные пакеты перед собой. Голос Ричарда (я всегда его называл по имени, относясь к нему, как к лучшему другу, хоть он и иногда перебарщивал с излишне надменным отношением к нам) пытался нас подбодрить и наставить, но дорога была слишком ухабистая и неровная, что, подъезжая к нашей запланированной точке «высадки», я не выдержал и вывернул содержимое своего живота в заготовленный пакет. Это было на редкость мерзко и ужасно. По всему салону автомобиля распространялся неприятный запах, который еще больше усугублял ситуацию. Меня вырвало вновь.

– Вонючка Роберт! – Так называл меня Томми остаток того дня, пока не придумал прозвище пообиднее.

Ричард был высоким жилистым мужчиной, обычно на несколько дюймов выше любого собеседника. Свойственно своему росту с детство увлекался спортом (баскетболом и волейболом) и почему-то рыбалкой, которая надолго (как оказалось в последствие на всю жизнь) запала ему в душу. Рост давал ему невероятное моральное превосходство, поэтому он был властолюбив (мне всегда стоило у него поучиться), своенравен и при этом невероятно спокоен, как удав. Вывезти его из себя было трудно, а самое главное, если до этого, конечно, доходило – опасно. Его всегда все слушались, лишь стоило ему «отдать приказ» или о чем-то попросить. Он был для нас примером для подражания и настоящим кумиром, в котором мы старались видеть только добро, несмотря на его недостатки: женщины и ром. Что касается второго, то с этим недугом помогал ему бороться мой старший брат, утаскивая бокал-другой в свою комнату, когда у него собирались друзья. Однажды, когда я заметил, как Аллен переливает алкоголь Ричарда себе в стакан, то онемел от такой корысти и бессовестности. Боясь наказания, я было ринулся к Мэри рассказать о случившимся, но уговоры моего брата убедили меня промолчать и остаться его другом, который был мне так дорог.