Леонид Бойко - Постскриптум. История нескольких жизней

– Сказать, что вам сказа.. – Я не успел договорить, как в эту же секунду мне прилетело промеж глаз, что я упал со стула. Приземлился на больную руку, которая по ощущениям уже болталась на ниточке. Никакие манипуляции и мои команды не помогали реанимировать ее, я так и остался лежать. Еще один резкий удар в живот. Я почувствовал острый конец его ботинка и кашлянул кровью, корчась от боли.

– Расскажите мне все! Мне нужны имена! Детали! – Он не унимался, добивая меня ногами. Я уже не чувствовал боли, не видел помещения, не видел ботинка, который втаптывает меня в землю. Мои мысли были об одном – о моей угасающей жизни.

Я молчал, отстранившись, смиренно принимая удары, как и полагалось христианину вроде меня. Боль заглушала его голос, в ушах начал нарастать звон. Я задыхался и кашлял.

– УВЕСТИ. – Закричал он с небольшим акцентом, но все же он прекрасно выучил мой родной язык.

Боль множило мою ненависть к этому человеку, и я поклялся, что он ответит за содеянное. Злость во мне кипела, но выплеснуть ее было не под силу. Мой огонь был заточен и задавлен бременем заключения.

В комнату вошли несколько человек в местной форме и утащили меня прочь по пустому коридору, заламывая мне руки. Сопротивляться не было сил. Я чувствовал себя сухой, выжатой губкой. Один из них сильно сдавливал больную руку, полностью контролируя меня и держа в узде, словно забитого плетью коня. Сейчас я находился на месте того старика, который был моим прежним соседом по комнате. Его образ не покидал мои мысли, его внешность, до боли знакомое лицо, его горечь от того, что я не понимаю о том, что он пытается донести до меня. Вскоре меня доставили в ту палату, в которой я лежал ранее и грубо толкнули вперед, что я упал, едва не долетев до своей кровати. Пластина, выполняющая роль двери захлопнулась, и я остался совершенно один. Спальное место, на котором лежал мой спутник, пустовало, но на тумбочке все еще стояли его лекарства. Зрение все еще не вернулось ко мне и все по-прежнему плыло. Я интуитивно направился в сторону окна, совершенно не понимая, где и главное, когда я нахожусь. Подойдя поближе к окну, я слегка приоткрыл рот от увиденного. Зрение немного прояснялось, хоть по-прежнему я смотрел через небольшую дымку в глазах. Пейзаж невероятно пугал. Я находился невероятно высоко над землей, словно в какой-то башне, что люди напоминали расплывчатых черных муравьев, насколько конечно, я мог их увидеть. Соседние здание, все как одно, были отражением друг друга: серые многоэтажки с завешанным окнами там, где еще оставались оконные рамы. Во многих квартирах эти проемы пустовали и был виден хаос, устроенный в их убежищах. Небо патрулировали огромные вертолеты, я различил несколько по всему горизонту, что открывался мне с моей башни заточения. Прожектора, установленные на них, ярко освещали темноту под собой, контролируя местных насекомых, спешащих по своим делам. Было любопытно, что стоило лучу света опуститься на толпу проходящих людей, как они ускоряли свое движение, заходили в местные подъезды или завешанные магазины, чей мрак скрывал их от наблюдения свыше. На каждом сером жилом монолите был вывешен огромный плакат, на котором было изображено чье-то изображения. Наверное, это был портрет вождя. Человека на этом плакате я знал, но не мог вспомнить, кто он. Так же везде были расклеены оповещения поменьше, в котором было что-то написано. Но с моим нынешним зрением текст оказался для меня скрыт в тумане неизвестности. Неожиданно внизу раздался шумный треск, как я увидел проезжающую мимо машину, напоминающую танк, под гусеницами которых ломался всякий мусор, попадавший ему на пути. На дорогах было намного меньше автомобилей, чем это было, казалось, мгновением раньше, когда я вез Кэтрин к себе домой. Поэтому эта машина двигалась совершенно спокойно, не останавливаясь ни перед чем. За танком шли люди в белоснежной униформе и раздавали какие-то крупные листовки или газеты, разглядеть точнее было трудно. И все прохожие, как один, стоило солдату подойти к ним, брали макулатуру и поспешно удалялись, едва кланяясь военным в ноги.

Один великий человек сказал, что все люди рождены меж собой свободными и равными. Я придерживался этой догмы всю жизнь и не понимал, почему меня держат здесь, как военнопленного или заключенного, издеваясь и мучая меня. У меня ведь тоже есть права! Они должны хотя бы позволить сделать мне хотя бы один звонок моей семье. Звонок, который может освободить меня или облегчить пребывание здесь, согласно законодательству, которые я знал досконально. Будучи полисменом, я прекрасно разбирался в этой сфере и видел, как яро они перешагивают линию закона, избивая своих заключенных. Я добьюсь этого любой ценой.

На душе было чертовски плохо. Лицо горело от синяков, покалывало пульсирующей болью. Во рту был полюбившийся уже металлический вкус. Я все еще не мог смириться с тем, что я – старик, жизнь которого держится на волоске. Если бы я мог помочь им, то я все равно бы не сказал ни слова. Пусть подаваться. Пусть убьют меня. Судя по всему, мне осталось не долго. Но для меня было важно вспомнить все то, что я пережил. Вспомнить СВОЮ жизнь. Жизнь, которую я потерял.

Над изголовьем кровати был маленький монитор, которого я не замечал. Я поплелся к нему в надежде узнать что-нибудь. Было сложно понять, как работает эта машина. Я несколько раз нажал на сенсорный экран, но из этого ничего не получилось. Картинка все еще горела слабым монотонно бежевым светом. Вытащить монитор тоже не получилось, зацепить его чем было невозможно. Я корпел над ним еще минут десять, пока не вспомнил о голосовом дистанционном управлении.

– ВКЛЮЧИТЬ. – В моей молодости были только прототипы таких машин, но я следил за всеми инновациями. Я любил копаться в устройствах, разбирать их, узнавать что-то новое. Но не всегда удавалось собирать то, что легко разбирал на составляющие. – ВКЛЮЧИТЬ. – Еще раз четко сказал я, но машина не повиновалась.

Я пробовал еще с десяток голосовых команд, пока меня не осенило.

– ПРОТОКОЛ. – Кряхтел я.

Звуковой однократный сигнал. В эту же секунду на экране появилось меню, цветовая палитра стала немного светлее. Я нажал на вкладку истории болезни, а потом выбрал свое имя. Но дальше меня не пустило. Для продолжения работы необходимо было ввести пароль на экранной клавиатуре.

– Черт тебя дери! – Крикнул я, стукнув ладонью по стене.

Я услышал приближающиеся шаги и голоса, доносящиеся из-под пластины, выполняющую роль двери. Сердце заколотилось. Я не знал, как вернуть состояние монитора в изначальный серый фон. Было страшно, что меня застукают за взломом. Руки начались трястись сильнее, я нервно перебирал вкладки, пока не нашел нужную. От стресса поднялось давление. Контуры начали плыть. В голове, словно приближающийся поезд, начал нарастать звон, поглощающий меня. Все сильнее и сильнее. Все громче и громче.