Олег Никитин - Живые консоли

– Зато на три часа, – вставил он.

– Ну и что? Этого мало. Я думаю, нам стоит согласиться и отправить в Департамент запрос на оплодотворение. Мы ведь добропорядочные граждане сектора.

– Что ж, я не против, – сказал Тима.

Глаза закрывались сами собой. Рассказывать жене о завтрашнем консилиуме с участием корпоративных экспертов он, чтобы лишний раз не беспокоить ее, не стал.

Погружаясь в исходящую пузырями воду, Вероника все еще кипела – даже полет с километровой высоты не смог охладить ее красное от гнева лицо. Ей все еще было очень горько, и под водой, пока поднималась к поверхности, она ослабила напряжение слезных канальцев. Те с облегчением разразились фонтанами солоноватой влаги, смешавшейся с жидкостью бассейна.

А когда вылезла из него, была уже мрачна и почти спокойна.

– Мегаполис, – приказала она Кассию. – Нулевой уровень фильтрации.

Межузельная чернота охватила ее и перенесла в собирательный образ древнего города – музей, куда она в последнее время любила наведываться в тяжелые минуты.

Бесконечные толпы посетителей (Вероника специально отключала фильтрацию образов, чтобы не чувствовать себя в одиночестве – к тому же экскурсионная программа сообщила ей, что в таких городах всегда было очень тесно), толкаясь и оглушительно переговариваясь, бродили по необычно широким улицам. Со всех сторон громоздились узкие приземистые здания. Сконструированные из бетона и толстого стекла, они поднимались на разную высоту над тротуаром (обычно не больше 500 метров). Попадались также кирпичные, пластиковые и даже деревянные строения, некоторые вообще лишенные какой-либо цельной прямоугольной формы, а иногда даже не круглые. Все они были скопированы художниками с реальных, когда-то стоявших на поверхности земли, и перенесены на этот специализированный узел. И теперь каждый житель планеты мог полюбоваться необычной и малофункциональной архитектурой древности.

Едва ли сотая часть многочисленных экскурсантов поступала так же, как Вероника – мало кому по нраву проталкиваться сквозь толпу посторонних граждан. Куда проще, включив программную изоляцию своего образа, разгуливать одному или с партнером по пустынным улицам и любоваться примечательными архитектурными излишествами прошлых веков.

Но Веронике было необходимо отвлечься и вытравить из памяти неприятную стычку с вероломной подругой. А в таких случаях, как она знала по опыту, лучшего зрелища, чем массы галдящих людей, для нее не было.

Никто ее не замечал. Забавно было наблюдать, как все, минуя какое-либо особо любопытное здание (или статую) синхронно поворачиваются к предмету интереса и показывают на него пальцами, громко и вразнобой обсуждая замысловатую фантазию предков. Кстати, с тех пор, как Вероника пристрастилась наведываться в мегаполис, она серьезно расширила свои познания по архитектуре: среди посетителей преобладали ценители этого искусства и дизайнеры, специализирующиеся на урбанистических ландшафтах.

– Интересно, каким образом можно использовать такой дом? – вопросила девица, стоящая вплотную к Веронике.

Ее парень со снисходительной усмешкой оглядывал окрестности. Девушку заинтересовало кубическое деревянное строение с треугольной крышей. На стене у двери висела табличка с ажурной надписью: «Жилище человека в т. н. сельской местности. Канализация, электропитание, водоснабжение, вентиляция, автоматический обогрев, пневмопочта и пищевод отсутствуют. Защищено законом об охране памятников древней культуры. Реставратор Петруччо Гадетти».

– Разве в таком можно жить?

– Жить – вряд ли, а вот переночевать – вполне, – отозвался турист. – Раньше люди были вынуждены целые дни проводить вне своей комнаты, чтобы добыть себе пищу, принести ее домой и накормить семью.

Вероника не стала задерживаться возле грамотного посетителя узла и направилась в первом попавшемся направлении. С каждым шагом ей становилось лучше. Толпа благотворно влияла на нее: Вероника представляла себе, что среди сотен миллиардов людей наверняка найдется десяток-другой индивидуумов, которым сейчас намного хуже, чем ей. Скажем, тех, чье тело заставляет их стыдиться собственного сетевого образа, и они проводят дни напролет, лежа на кровати и подряд просматривая видеопрограммы. Или же посещают пустынные, предназначенные для уединения узлы. Вот они по-настоящему одиноки, а у нее – весь мир! Что ей до злобной зависти какой-то жалкой Марианны, которая и пару фраз за всю свою жизнь не записала?

Спустя полчаса хаотичного блуждания по мегаполису, послушав и ученых, и глупых разговоров, она успокоилась настолько, что готова была «вернуться в люди».

– Полный фильтр, – сказала девушка. Фигуры туристов растаяли, гул их голосов утих.

Она осталась в совершенном одиночестве среди древних строений.

Заседание экспертного совета при главе лаборатории не привлекло повышенного внимания рядовых сотрудников. Такие мероприятия проводились каждую неделю и для озабоченных своими проблемами нейрохимиков были, как правило, малоинтересны. Но ради Тимы эти желчные и въедливые зануды собирались впервые. Изучив за несколько дней все его документы, они, видимо, готовились жестоко раскритиковать весь проект.

Хорошее развлечение – выискивать недостатки в чужой работе и громить их. Так размышлял сам изобретатель, в последний момент внося дополнительные строки в процедуру обработки зрительных сигналов. Все исправить, конечно, он не надеялся, но основная мысль, которая посетила его ночью, во время совокупления с Ириной, получила приблизительное воплощение. Жаль, нет времени испытать консоль в действии.

Тщательно осмотрев экспериментальную модель шлема (пока, конечно, только программного, то есть не существующего в действительности), он протестировал насадку на отрыв и направился в кабинет Гномма.

– Что, волнуешься? – Позади него возникла фигура Дрима. Его цветастая и вольная одежда (что он хотел этим продемонстрировать, бит побери?) была прикрыта халатом с нарочитой небрежною. – Правильно, я бы на твоем месте тоже трусил.

– У нас превосходная модель, – буркнул изобретатель.

– Кто спорит? Только вот на конвейер ее не выпустят. Точно тебе говорю.

– Посмотрим…

Дрим хмыкнул и «уважительно» раскрыл перед начальником дверь в отцовский кабинет. Никого, кроме хозяина, пока не было, и Тима уселся в торце длинного стола. За его спиной висел демонстрационный экран: на нем предстояло показывать механизм возбуждения чувственного удовольствия.