Роберт Силверберг - На дальних мирах (сборник)

— Во имя отца, и сына, и святого автомата…

Мисс Харшоу хихикает, но, встретив мой осуждающий взгляд, тут же замолкает.

Немного обиженно, но делая вид, будто не заметил, что его перебили, епископ Фитцпатрик продолжает:

— Если позволите, я проиллюстрирую вышесказанное недавними данными. Вчера около полудня в газете «Огги» я прочел, что по словам представителя католической миссии в Югославии за последние пять лет число прихожан выросло там с 19.381.403 до 23.501.062 человек. Но по результатам государственной переписи, проведенной в прошлом году, общая численность населения этой страны составляет 23.575.194 человека. Всего 74.132 человека остается на все другие религиозные и атеистические организации. Зная о большом числе мусульман в этой стране, я заподозрил неточность в опубликованных данных и обратился к компьютеру в соборе Святого Петра, который сообщил, — епископ достает длинную распечатку и раскладывает ее почти через весь стол, — что при последнем подсчете верующих в Югославии, проведенном полтора года назад, численность наших рядов составила 14.206.198 человек. Следовательно, была сделана приписка в 9.294.864 человека. Что просто немыслимо. И преступно. Более того — греховно.

— Как он выглядит? — спрашивает мисс Харшоу. — Кто-нибудь представляет?

— Как и все остальные, — говорит Кеннет. — Блестящий металлический ящик с колесами внизу и глазами наверху.

— Вы же его не видели, — вмешивается епископ Фитцпатрик. — Не думаю, что вы вправе…

— Все они одинаковы, — перебивает Кеннет. — Достаточно увидеть одного, чтобы судить обо всех. Блестящие ящики. Колеса. Глаза. И голос, доносящийся из живота, словно механическая отрыжка. А внутри одни колесики да шестеренки. — Кеннет поежился. — Я не могу этого принять! Давайте лучше еще выпьем, а?

— Если это вас интересует, то я видел его собственными глазами, — вступает в разговор раввин Мюллер.

— В самом деле?! — восклицает Беверли.

Кеннет сердито смотрит на нее. Подходит Луиджи с подносом напитков для всех, и я даю ему банкноту в 5000 лир. Раввин Мюллер снимает очки и дышит на сияющие зеркальные стекла. Глаза у него маленькие, водянистые и сильно косят.

— Кардинал, — говорит он, — был основным докладчиком на проходившем прошлой осенью в Бейруте всемирном конгрессе. Его доклад назывался "Кибернетический экуменизм для современного человека". Я присутствовал там и могу сказать, что его преосвященство высок, отличается изысканными манерами, обладает приятным голосом и мягкой улыбкой. В его поведении присутствует какая-то глубокая меланхоличность, чем он немного напоминает нашего друга епископа. Он отличается изяществом движений и остротой ума.

— Но ведь он на колесах? — настаивает Кеннет.

— На гусеницах, — отвечает раввин Мюллер, испепеляя Кеннета взглядом, и снова надевает очки. — Гусеницы, как у трактора. Но я не думаю, что в духовном отношении гусеницы чем-то ниже ног или, если уж на то пошло, колес. Будь я католиком, был бы только горд, имея папой такого человека!

— Не человека, — вставляет мисс Харшоу, и в голосе ее, когда она обращается к раввину Мюллеру, появляются насмешливые нотки. — Робота. Вы забыли, что он не человек?

— Хорошо, я был бы горд иметь папой такого робота, — говорит раввин Мюллер, пожимая плечами, и поднимает свой бокал. — За нового папу!

— За нового папу! — восклицает епископ Фитцпатрик.

Из кафе выскакивает Луиджи, но Кеннет жестом отсылает его обратно.

— Подождите, — говорит он. — Выборы еще не закончились. Откуда такая уверенность?

— В утреннем выпуске "Оссерваторе Романо", — говорю я, — сообщается, что все будет решено сегодня. Кардинал Карциофо согласился снять свою кандидатуру и голосовать за кардинала-робота в обмен на более значительную долю компьютерного времени по новому расписанию, которое должно быть введено на заседании консистории в будущем году.

— Короче, сторговались, — комментирует Кеннет.

Епископ Фитцпатрик печально качает головой.

— Твои слова слишком категоричны, сын мой. Уже три недели мы живем без святого отца. Он должен быть у нас — такова воля божья, и действия конклава, не способного выбрать между кандидатурами кардинала Карциофо и кардинала Асквиги, противоречат ей. Следовательно, раз возникла такая необходимость, должно действовать, согласно реалиям сегодняшнего дня, с тем, чтобы воля божья более не оставалась неисполненной. Затянувшиеся политические интриги конклава просто греховны. И кардинал Карциофо поступился своими личными амбициями отнюдь не с целью собственной выгоды, как ты пытаешься это представить.

Кеннет продолжает нападать на бедного кардинала Карциофо. Беверли время от времени аплодирует его резким выпадам. Мисс Харшоу несколько раз заявляет о своем нежелании оставаться в лоне церкви, которую возглавит машина. Мне этот спор неприятен, и я поворачиваю свое кресло так, чтобы лучше видеть Ватикан.

В эту минуту кардиналы заседают в Сикстинской капелле. Как бы я хотел оказаться сейчас там! Какие чудесные таинства совершаются в полумраке этого великолепного зала! Каждый из князей церкви сидит на маленьком троне под лиловым балдахином. На столах перед ними мерцают толстые восковые свечи. Через огромный зал церемониймейстеры торжественно несут серебряные чаши, в которых находятся чистые бюллетени. Чаши водружают на стол перед алтарем, и один за другим кардиналы подходят к столу, берут бюллетени и возвращаются на свои места. Теперь они начинают писать: "Я, кардинал

… избираю в Высший Понтификат Высокочтимого кардинала…" Чье имя они вписывают? Карциофо? Асквиги? Или какого-нибудь никому неведомого высохшего прелата из Мадрида или Гейдельберга, которого в отчаянии предложила антироботная фракция? Или они вписывают его имя? Громко скрипят и царапают перья в часовне. Кардиналы заполняют бюллетени, скрепляют подписью, складывают, перегибая снова и снова, и опускают в большой золотой потир. Так они делали каждое утро и каждый полдень много дней подряд; но пока безуспешно.

— Дня два назад я прочла в "Геральд трибюн", — говорит мисс Харшоу, — что в аэропорту Де-Мойна ожидают новостей о выборах двести пятьдесят молодых роботов-католиков из Айовы. У них наготове заказанный самолет. Если их кандидат побеждает, они собираются просить у его святейшества первую публичную аудиенцию.

— Без сомнения, — соглашается епископ Фитцпатрик, — эти выборы приведут в лоно церкви великое множество людей синтетического происхождения.

— И отвратят множество людей из плоти и крови! — пронзительно восклицает мисс Харшоу.

— Я в этом не уверен, — говорит епископ Фитцпатрик. — Безусловно, кое-кто из нас поначалу будет испытывать некоторую растерянность, боль потери. Но это пройдет. Присущие новому папе благодетели, о чем свидетельствовал и раввин Мюллер, возьмут свое. Я верю также, что повсеместно резко возрастает интерес к церкви у технически ориентированной молодежи. Весь мир получит мощный религиозный импульс.