Герберт Франке - Игрек минус

Бен помедлил немного, потом сказал:

— Это очень трудно: мое рабочее место в центре, и около других входных блоков я не бываю. Но можно сделать по-другому: я запущу программу, и в конце будет приказ о разрушении. Тогда я успею покинуть здание.

— И когда все должно произойти? — спросил Франсуа.

— Лучше не откладывать, прямо завтра, — сказал Харди, — а то, пока суд да дело, что-нибудь случится.

Он повернулся к Бену:

— А вообще-то ты уверен, что Барбара не проговорится?

Бен кивнул:

— Она нас не предаст.

— Теперь еще кое-что… — сказал, растягивая слова, Джонатан. — Ты должен проследить, чтобы Барбара обязательно была в вычислительном центре — я имею в виду, когда…

— Я устрою так, чтобы во второй половине дня ее в здании не было, — перебил его Бен.

Все на него уставились.

— Ты этого не сделаешь! — сказал Харди. — Она может задуматься о том, что, собственно, происходит. Может проявить слабость. Нет, Бен, предупреждать ее нельзя.

— Харди прав, — поддержал его Джонатан.

И это было как смертный приговор.

— Да, конечно, — сказал Бен.

В ту ночь он не смог заснуть. За последние годы он совершил немало актов саботажа, и никогда его не мучили мрачные предчувствия, никогда не испытывал он сомнений, никогда не знал страха. На этот раз было иначе. Почему, он и сам не мог объяснить: ведь речь идет вовсе не о том, чтобы поднять в воздух здание; взорвется всего лишь несколько небольших зарядов, и действующие электронные схемы превратятся в кучу жести и проволоки. Вот и все. Разорванные провода, разрушенные запоминающие устройства… Что тут страшного?

Но в то же время он понимал, что центральный процессор нечто особое: это мозг огромной системы, и от его работы зависит функционирование всех машин страны, начиная с силовых станций и кончая последним телефонным аппаратом. Что произойдет, если мозг погибнет? Остановятся ли устройства на периферии? Или же какие-то процессы будут продолжаться — неконтролируемые, не подвластные человеку? Например, на атомных электростанциях, на военных заводах, на нефтеперегонных установках?.. Ответов на эти вопросы он не знает. Однако пути назад нет.

А потом он подумал о Барбаре. Он мог бы провести сегодняшнюю ночь с ней, но на это физически не способен. Что делать?

Придя на следующий день на работу, он постарался выглядеть таким же, как всегда, бросаться в глаза не больше, но и не меньше обычного.

Тратить попусту время он не стал. Сел за пульт и ввел команды к запуску программы, которую для этого приготовил. Ввел код, который должен был быть вызван позднее, и ввел команду начинать. Теперь уже его больше ничего здесь не задерживало.

Перед тем как покинуть здание, он зашел в кабинку общественного видеофона. Одной рукой прикрывая телеобъектив, другой набрал номер Барбары. Подождал… Потом услышал ее голос.

— Надеюсь, ты знаешь, кто говорит. Помнишь, однажды ты предостерегла меня? Сегодня я предостерегаю тебя. Не медля, сразу же уходи из здания! Постарайся уйти как можно дальше. Всего тебе доброго!

Он пошел на риск, поступил наперекор требованию своих друзей. Но поступить иначе он не мог.

В дневное время такси ходили. Их было не так уж много, но, позаботившись своевременно, достать машину все-таки было можно. В одной из них Бена ждал Харди — за квартал от банка данных. Они сразу же поехали прочь, но далеко им отъехать не удалось: водитель отказался превысить установленную максимальную скорость в тридцать километров. Быстрее позволялось ездить только полицейским машинам.

Спустя двадцать пять минут Бен и Харди увидели первые последствия акции: погасли уличные фонари. Еще через две минуты раздалось несколько взрывов, а за ними последовала вспышка — ярче тысячи солнц. Они не пострадали: таксист резко затормозил, и машина, глухо ударившись о край тротуара, остановилась.

И тогда они увидели, как на другом конце города, там, где экспериментальный реактор, поднялся почти до самых облаков огромный столб дыма. Через промежуток времени, необходимый для двух-трех вдохов, до них докатилась наконец взрывная волна; посыпались оконные стекла, закачались и стали падать стены домов, с которых срывало крыши. Люди метались по улицам, бросались в подворотни, искали спасения в парадных — и рушащиеся стены хоронили их под собой. Внезапно все кругом окутало облако пыли, и дышать стало почти невозможно. Город погрузился в тьму.

Сцены, силой химического препарата обретшие жизнь в сознании Бена, взволновали его не меньше, чем сцены первого сновидения. Но он словно обжился в них: к тому, что там происходило, он относился теперь гораздо спокойнее, был в состоянии трезво все анализировать. Пока еще он не установил, что в них основано на действительных фактах, а что нет, но от этого еще больше окрепло его намерение доискаться истины и не дать сбить себя с толку. Вот почему, не откладывая, прямо сегодня, он отправился на поиски третьего в списке, Джонатана Умана.

Когда он за несколько минут до двух часов пополудни шел по коридору, из своего кабинета, словно бы случайно, вышел Освальдо Эфман. Что-то подсказало Бену, что это вовсе не случайность. Освальдо положил руку ему на плечо:

— У меня для тебя приятная новость: с сегодняшнего дня ты можешь приступить к работе в отделе психологического программирования.

— Вот уж не думал, что это может произойти так скоро! Ведь я еще не прошел курс…

— Ха, что такое курс? С работой ты освоишься быстро. Я пошлю к тебе Гунду, первое время она будет тебе помогать.

— Но я еще не кончил последний случай…

— Об этом можешь не беспокоиться. Это не важно. Им может заняться твой преемник.

— Кто будет моим преемником?

— Пока мы еще никого не подобрали, но ведь это не срочно.

— И все-таки мне бы не хотелось бросить работу не закончив. Мне хватило бы двух-трех дней.

Освальдо отступил от него на шаг. По-прежнему дружелюбно, но теперь более твердо сказал;

— Мне бы хотелось, чтобы к своей новой работе ты приступил безотлагательно.

Он кивнул Бену и вернулся в кабинет.

Через несколько минут появилась Гунда. До этого он видел ее, как правило, издали, и ему почти не доводилось с ней разговаривать. Сейчас он смотрел на нее совсем другими глазами. Она была красива. У нее были более правильные черты, чем у Барбары, бархатистая смуглая кожа, черные волосы. Гунда присела перед ним на пульт; ему показалось, что она скорее хочет посмотреть, как он будет уходить со своего прежнего рабочего места, нежели ему помочь. А может, она вообще здесь для того, чтобы за ним наблюдать?

Бен собрал немногие принадлежавшие ему вещи и сложил в папку.

— Можем идти, — сказал он.

— А ты не хочешь вернуть данные в основную память? — Гунда улыбнулась ему и поболтала ногами.