Ханлатов Иван - Морильское время

Бориса всегда удивляло пренебрежение Саши к правилам. Давным-давно после какого-то несчастного случая запретили перевозить людей на неприспособленных транспортных средствах под страхом увольнения. И хотя пока, кажется, ещё никого не уволили, нарушать строгое правило постепенно перестали, несмотря на неудобства. Тем удивительнее была реакция Саши, который не только не перестал ездить на всём, что движется, но напротив, начал делать это при любой возможности. Вот и сейчас, вместо того, чтобы идти пешком или потеснить товарища в кабине, он смело запрыгнул на капот.

Когда они только познакомились, такой нигилизм немного раздражал Бориса. Но работать всё равно приходилось вместе, и постепенно он начал чувствовать симпатию к этому парню, который мог так вот запросто бросить вызов порядкам. В общем, как бы там ни было, постепенно они сдружились, тем более что в суровых шахтных условиях успели пройти через многое. Под землёй оцениваешь человека по совсем другим критериям: при всех своих недостатках, Саша был человеком, на которого можно было положиться.

Четыре рудоспуска на пятнадцатом квершлаге были заполнены до отказа. Борису нравилось так работать, когда не ты ищешь руду, а она ищет тебя. Быстро загрузили с одного из них все вагоны. Процедура, отработанная до мелочей, отняла буквально несколько минут. Борис подводил очередной вагон, а Саша открывал затвор, и руда сыпалась со страшным грохотом. Он ловко орудовал затвором питателя — огромного чугунного фартука, закрывавшего рудоспуск и управлявшегося пневматическим приводом.

При всей незамысловатости операции, в ней было много тонкостей. Во-первых, нужно точно попасть в вагон. Если сыпать прямо посредине, то не промахнёшься, но края останутся незаполненными и вагон будет недогружен. Следовательно, надо загружать его в два приёма: вначале сыпать в переднюю часть, потом — в заднюю. Вот здесь и важно не просыпать руду. А то ведь самим придётся её забрасывать лопатами обратно.

А ещё можно пересыпать её через верх, если не успеть закрыть пластину питателя. Это не мудрено, учитывая, что она движется не очень быстро. Хуже всего, когда под фартуком застревает огромный кусок руды и не даёт ему закрыться, при этом мелочь продолжает сыпаться. (Борис сам не раз участвовал в ручной переброске многих кубометров просыпанной руды и о необходимости быть внимательным знал не понаслышке).

А ещё желательно, чтобы самые большие куски не лежали сверху, так как они могут задеть провод троллеи и вызвать короткое замыкание. Мелочь не сложно разровнять той же лопатой, но если сверху окажется глыба кило на триста — могут быть проблемы. Поэтому, когда намечался большой кусок, имело смысл подвести вне очереди пустой вагон и сбросить его туда.

А ещё…

В общем, много тонкостей даже в этом незамысловатом труде. Навыки приходят с годами. Вначале и наши герои подолгу возились с загрузкой и попадали в разные переплёты, пока не научились делать всё быстро и споро.

Но вернёмся к рудоспуску на пятнадцатом квершлаге. Партия загружена, и Борис потихоньку тронулся, ощущая натужность разгона потяжелевшего состава, а Саша остался ждать.

Через два часа выяснилось, что за работу смена взялась чересчур бойко. Приёмные бункеры на скиповом стволе переполнились, возить руду потеряло всякий смысл — её просто некуда стало разгружать. А это означало, что можно сделать небольшой перерыв.

Составы начали подтягиваться к депо. Некоторые машинисты предварительно ехали загрузить партию, чтобы потом не возвращаться за рудой. Борис не хотел этого делать, но нужно было забрать Сашу, поэтому пришлось сделать крюк. Тот, как договаривались, сидел на двадцать втором квершлаге и курил.

Вообще, курение тоже было запрещено. Не менее строго, чем езда на капоте. Считалось, что открытый огонь может вызвать взрыв метана. Это, конечно, было полным бредом, так как на выработках постоянно ездили электровозы, искря электрической дугой. Если бы в шахтной атмосфере действительно был метан, то всё уже давно взлетело бы в воздух. Тем не менее, запрет на курение был очень строгим — нарушителя могли уволить. Из уст в уста передавалась история, как несколько лет назад в одной из плохо вентилируемых выработок соседнего рудника взорвался скопившийся под кровлей газ, унеся жизни нескольких рабочих. Правда это или нет, никто подтвердить не мог, но курить боялись. Прежде всего — из страха увольнения.

Из коллег Бориса больше никто в шахте не курил. Кроме Саши Павлова, конечно, — не подчинявшегося никаким законам. Хотя как раз курение он тщательно скрывал, исключительно из предосторожности.

Убедившись, что подъехал его товарищ, Саша спокойно докурил сигаретку, потушил о вагон и взялся за рукоятку управления затвором.

— Кончай работу! — весело крикнул Боря. — Бункера полные, час можно спокойно отдыхать.

Но Саша сейчас был столь же непреклонен, сколь и обычно беззаботен.

— Загрузим партию, чтоб потом два раза не гонять, — сказал он таким тоном, что сразу стало ясно: спор бесполезен.

Привычно зашипела пневматика затвора, загрохотали вагоны. И уже через несколько минут электровоз с жёлтой надписью «12» выполз на финишную прямую перед депо.

Из-за нескольких других составов, уже остывавших возле ворот, свой пришлось оставить за добрых сто метров. Друзья вошли в помещение, светившееся благодушием отдыха. Товарищи по смене, ставшие уже немного чумазыми, раскладывали свои припарки и вели неспешные разговоры. Бригадир чурочников с седым Никифором сели за обязательную в это время партию в нарды. В общем, всё как обычно.

У смены Михалыча в комнате отдыха был большой сейф. Пользуясь его недоступностью для пожарной инспекции, рабочие хранили здесь чайники, кипятильники и посуду. А так как нередко приходилось оставаться на вторую смену, то здесь же держали и небольшой запас продуктов. Гораздо большей проблемой была вода, которая поступала в шахту по скважине, успевая обогатиться таким количеством примесей, что пить её решались немногие. Поэтому её возили сверху, иногда закупая в качестве НЗ минеральную воду в бутылках. Каждый месяц собирали деньги на пополнение запасов, но съедать продукты не успевали, и поэтому нередко выбрасывали. В общем, никто здесь не голодал.

Чай обычно заваривали в большом алюминиевом чайнике, по-видимому, пережившем не одно поколение рабочих. Во всяком случае, Миша Русаков, самый старший на участке, утверждал, что точно такие же были в его детстве у пленных немцев, отрабатывавших свои грехи на одной из строек века. Чайник был огромный, тяжёлый, с неимоверно толстым дном. Вмещал он не менее трёх литров, но казался ещё больше из-за толстых стенок. Когда Миша в очередной раз рассказывал какую-нибудь байку, связанную с пленными немцами, кто-нибудь обязательно отпускал шутку про то, что, скорее всего, посрамлённые захватчики использовали их вместо касок.