Михаил Грешнов - Эхо (Сборник фантастических рассказов)

Миллтон покрутил головой, давая понять, что ярлык Клятвоотступника ему не подходит, и продолжал:

— Мы со зверюгой между тем продолжали путь к северу. На привалах я приучал Несси к себе. Несмотря на громадный рост и устрашающий вид, скотина была добродушной. Когтистые лапы, длинный, до четырех метров, хвост — самые энергичные части ее тела. Корпус, возвышавшийся на ногах, был рыхлым, мягким, с непомерно старой, на взгляд, морщинистой кожей, буро-коричневой на спине, серой на брюхе. Шея… Лебединая шея! Голова, маленькая, продолговатая, достойно венчала шею. Два маленьких выступа по сторонам — зачатки рогов? Пасть неширокая, треугольная. Плезиозавр? Плиозавр?.. Что-то было от этих доисторических. Но и что-то другое — нестрашное. Даже понятное — коровий характер, что ли? Особенно когда ела: схватит там, схватит тут…

Дальше в горы местность была безлюднее, и это было лучше для нас обоих. Несси начала уставать, прихрамывала. Приходилось останавливаться, отдыхать в верещатниках. Лучше и потому, что не было зевак — откровенных глупцов и нахалов. В поселках нас неизменно окружала толпа и — как будто все были заговоренные — принимала Несси за ловко сделанную механическую забаву.

— Дядя, — спрашивали меня, — сколько ты ухлопал на нее денег?

— А можно ей сигаретой в нос?..

Поначалу я обижался, сердился, а потом подобрал палку против любителей тыкать сигаретой в нос: попробуйте!

— Странная вещь — человеческое восприятие мира, — отклонился немного Миллтон. — В городе макет произвел психологический взрыв: люди без ума мчались взглянуть на Несси. В деревне, наоборот, приняли за куклу, за робота. Это меня поначалу злило и возмущало, потом я решил: зачем переубеждать, что Несси живая? Пусть думают что хотят.

К концу третьего дня мы дошли до Чармен-ривер. Несси будто бы ждала большой воды, с наслаждением фыркнула, окунулась. Купалась она и раньше в озерах, в речках и всегда с удовольствием. Тут она выбралась на середину реки и поплыла по течению.

Я приметил на отмели лодку, прыгнул в нее и поплыл вслед:

— Не хочешь ли убежать?..

В ответ лишь всплески да вздохи животного. Я греб, ориентируясь на лебединую шею, на голову, поднятую высоко над водой.

Чармен-ривер впадает в Каледонский канал. К вечеру мы пронырнули под железнодорожным мостом. До канала оставалось с десяток километров, и я с тревогой думал, что будет с нами, — на канале шлюзы. Беспокойнее становилась и Несси. Может, ее тревожило то же, что и меня — как пройти?

Оказалось — другое. Около полуночи, когда уже показались огни Инвергарри — наверное, плотина гидроузла, — Несси вылезла на берег и буквально по нюху нашла ручей, пробивавшийся в зарослях вереска. Ринулась по ручью, шумно втягивая ноздрями воздух.

— Куда? — Я вслед за ней.

В ответ — треск и шорох кустарника.

— Куда?..

И тут в трех шагах на пути открылся вдруг светлый квадрат, из палатки вышел мужчина. В руках он держал ружье.

Несси ломилась вперед, трещал валежник. Мужчина заметил меня.

— Пастух? — спросил он.

— Пастух, — ответил я.

— Что гонишь?

— Коров…

В зарнице — начиналась гроза, — осветившей очки незнакомца, охотничье кепи, лес, стоявший невдалеке, мужчина заметил движущуюся гору. Вскинул ружье, выстрелил.

Прыжком я сшиб его наземь. Ружье отлетело в сторону, звякнуло металлом о камень. Наугад я ударил по лицу, белевшему в темноте, по очкам.

— Джейн! — завопил мужчина: он не ждал нападения.

Я ударил еще раз, получил ногою в живот. Попытался вскочить, но мужчина, пришедший в себя, схватил меня за рубаху. Из палатки показалась женщина.

— Я поймал его, Джейн! — Мужчина держал меня за рубаху.

— Джим!.. — закричала в ужасе женщина.

Дожидаться большего я не стал. Рванулся — подол рубахи затрещал, остался в руках противника. Я отскочил в сторону.

— Джейн… очки… — Мужчина встал на колени, шарил в траве — было видно при свете, пробивавшемся из палатки. Женщину я не разглядел, кинулся прочь.

— Очки, Джейн!.. — последнее, что я услышал. Потом грянули выстрелы — два, три. Били в темноту, мне вслед. Стреляла женщина или ослепший Джим — пули со свистом промчались выше, задевая кроны деревьев.

— Негодяи! — Меня трясло. — Убийцы!..

Бежал на шум впереди, где Несси пробивалась через кустарник.

— Негодяи! — повторял на бегу. — Тарзаны!

Миллтон волновался, рассказывая о встрече с охотником. Потянулся в карман за сигаретой, вынул зажигалку. Чиркнул раз — не зажглось. Второй — не зажглось.

— У вас есть что-нибудь? — спросил он.

— Спички.

Закурил, отдал мне коробок.

— Это была ночь, — вернулся к рассказу. — Хлестал дождь, надрывались молнии, пытаясь раздвинуть мрак. Несси лезла вверх по ручью. Я, не отставая, — за ней. Ручей втянулся в ущелье, стало еще темнее. Животное пыхтело, принюхивалось, даже стонало, переваливая тушу через завалы камней. Я спотыкался, падал в темноте, молился, чтобы не переломать ноги.

Утро застало нас высоко в горах. Боже мой! Лапы Несси кровоточили. На боках, на брюхе царапины. Один из рогов сбит, едва держался на клочке кожи. Мое состояние было не лучшим: ботинки — вдрызг, ноги, когда я приостанавливался, дрожали. Зубы стучали от холода.

— Куда ты?.. — в отчаянии взывал я.

Животное хромало, дыхание его срывалось. Наконец, перевалив через особенно большую глыбу, Несси упала, вытянув шею, хватая из ручья воду.

— Боже мой! — повторял я. — Куда нас занесло?

Обошел животное. Опасался, что Несси ранена в ночной схватке. Нет. Сопляки из палатки не охотники — дилетанты. В животе, однако, побаливало — саданул меня этот Джим. То-то у них теперь разговоров…

Несси лежала пластом. Больше всего пострадали у нее лапы. Когти сломались, из-под каждого текла кровь. Я стянул с себя рубахи — верхнюю, наполовину изодранную, нижнюю, — разорвал на полосы, стал перевязывать Несси лапы.

— Потерпи, — приговарил я. — Отдохни.

Наверное, ей ничего не стоило отбросить меня лапой прочь, раздавить, как грушу. Бок чудовища возвышался надо мной на два метра. Я был козявкой, копошащейся возле Несси. Вредной козявкой — причинял ей беспокойство. Что она думала, почему терпела меня рядом с собой? Почему приняла мое присутствие? Но я перевязывал раны, и Несси это приняла. Лишь изредка кожа ее подергивалась от боли — какой я хирург? — или от нервной дрожи.

— Потерпи, — повторял я.

Сбитый рог болтался на лбу, беспокоил животное. Капельки крови подбирались к глазам.

— Больно тебе… — Я попытался перевязать голову Несси и сделал это неосторожно. Несен встряхнулась, рог оборвался, отлетел в сторону, в камни.

— Ах ты, беда моя1..

Но тут Несси поползла вверх, теряя одну за другой окровавленные тряпки, спадавшие с ее лап, как шелуха.