Владимир Михановский - Свет над тайгой (сборник)

Полученный по почте тюльпан торопил Арно Кампа, и он снова и снова нетерпеливо подталкивал гигантский маховик расследования, который и без того вертелся достаточно бойко.

Вызванная к 11 утра Рина Ленц появилась в приемной.

Препровожденная Жюлем в кабинет, она присела на краешек кресла, того самого, в котором не так давно сидел растерянный Гуго Ленц, принесший в полицию пакет, сулящий ему смерть.

Свой персональный тюльпан Арно Камп держал в ящике письменного стола. Акции Кампа с получением цветка смерти упали чрезвычайно низко: даже президент позволил себе на каком-то банкете заметить, чего, мол, требовать от шефа полиции, когда его самого шантажируют.

«Тебе-то, мозгляку, тюльпан не присылают, потому что ты абсолютный нуль», — подумал Арно Камп, когда услужливые языки доложили ему о выходке президента.

Шеф полиции испытал сильнейшее желание натянуть гуттаперчевые перчатки, взять плотный конверт, сунуть туда цветок — ну хотя бы свой! — и отправить по почте президенту.

— Нужно уточнить некоторые обстоятельства, связанные с последним днем, — сказал Арно Камп, глядя, как Рина пристраивает сумочку на коленях.

— Я все сказала.

— Могут быть детали, которым вы не придали поначалу значения.

— Спрашивайте, — тихо сказала Рина, впервые подняв глаза на Кампа.

— Когда доктор Ленц прилетел вечером домой, вы не заметили в его поведении чего-либо необычного?

— Нет, Гуго вел себя как всегда, — вздохнула Рина. — Шутил, что мы — как мухи под колпаком: за каждым нашим шагом наблюдает охрана, а улететь из-под колпака невозможно. Несколько раз повторил, что выполнил дело жизни, а потому может умереть спокойно… Вообще Гуго шутил в тот вечер. Я уже говорила об этом.

— Мы навели справки. Работа у доктора Ленца в Ядерном центре в последнее время не ладилась, опыты по расщеплению срывались, да еще взрыв 2 апреля… Как же можно говорить, что дело жизни выполнено?

Рина пожала плечами.

— Я же говорила вам, что Гуго в последние дни не делился со мной рабочими тайнами.

К концу допроса, деликатно именуемого Кампом беседой, шеф полиции, приглядевшись, неожиданно спросил:

— Простите, а где ваш великолепный перстень?

— Я его выбросила.

— Превосходный восточный перстень? Куда выбросили?

— В море.

— Уникальную камею?

Рима спрятала руку под сумочку.

— Разве я не имею права распоряжаться принадлежащей мне вещью так, как мне будет угодно? — впервые с вызовом произнесла она, откинувшись в кресле.

— Имеете. Но я вправе узнать у вас мотивы столь экстравагантного поступка.

— С перстнем у меня были связаны воспоминания… Тяжелые воспоминания… личного свойства… — сбивчиво заговорила Рина.

— Вы могли бы подарить камею, скажем, Музею восточной культуры… — сказал Арно Камп. — Ну хорошо. Расскажите еще раз, когда и как вы обнаружили, что ваш муж мертв?

Ровным голосом, будто повторяя заученную роль, Рина произнесла:

— Я проснулась вскоре после полуночи. Не знаю отчего. Словно от толчка. Ложиться спать не хотела, говорила: давай всю ночь бодрствовать. Но Гуго настоял: пусть все будет как обычно. Чтобы не огорчать его, я послушалась, но решила не спать. На сердце было неспокойно. Гуго, как всегда, остался сидеть у раскрытого секретера: «Разберу одну задачку». А я, не знаю как, задремала — так намучилась в последние дни… Очнулась — Гуго на прежнем месте, уснул, голову опустил на недописанный лист бумаги. Позвала — не откликается. А сон Гуго чуток. Вскочила я, подошла к нему… — Рина перевела дыхание. Только по судорожным движениям пальцев видно было, чего стоит ей рассказ. — На губах Гуго застыла усмешка. Он был мертв.

— Почему вы так решили?

— Глаза… глаза Гуго были широко раскрыты. Правая рука лежала на калькуляторе. Но дальше, наверно, не нужно? — перебила себя Рина. — Когда я закричала, в комнату сразу хлынула охрана, и у вас имеются подробные протоколы, фотографии…

— Протоколы и фотографии есть, — согласился Камп. — Но вы уклоняетесь от ответа на вопрос. Меня интересует, повторяю, то, что не попало в протоколы.

Рина еле заметно пожала плечами.

— Ничего не могу добавить. К тому же вы опечатали все бумаги Гуго. Письма забрали.

— Можете идти. Жюль вас проводит, — сказал шеф полиции.

Домой Рина возвращалась опустошенной. В хвост ее орнитоптера пристроился аппарат мышиного цвета, но Рина едва обратила на него внимание. И дома и вокруг, она знала, полно теперь и электронных и прочих ищеек. Что толку? Все равно никто не вернет Гуго.

Комнаты зияли пустотой. Робин куда-то запропастился.

— Робин! — позвала Рина. Улетая по вызову к Арно Кампу, она запретила роботу покидать дом. До сих пор не было случая, чтобы Робин ее ослушался.

Не поленившись, Рина обошла все закоулки, заглянула даже в ванную — Робина в доме не было.

Он появился в двери, неуклюжий, приземистый, с четырехугольным регистрационным номером на груди.

— Откуда ты? — спросила Рина тоном, не предвещавшим ничего доброго.

— Тайна.

— Выкладывай-ка свою тайну, да поживее, — сказала Рина.

— Нет.

— Нет? В таком случае я вызову охрану, и тебя вскроют лазерным лучом, — сказала Рина и сделала шаг к двери.

— Тайна принадлежит не мне.

— А кому же? — остановилась Рина.

— Доктору Ленцу.

— Я его жена.

— Доктор Ленц сказал: никому.

Рина взялась за ручку двери.

— Именем доктора Ленца — не делайте этого! — выпалил Робин.

Женщина вздохнула, опустила руку и медленно отошла от двери.

Незаметно термин «тюльпанник» приобрел среди журналистов права гражданства.

Скверное это ощущение — быть тюльпанником. Вдвойне обидно быть тюльпанником, когда в твоих руках огромный, до тонкостей отработанный аппарат, в который входят и роботы и люди, когда к твоим услугам целый арсенал, битком набитый внушительными штуками — от многоместных манипуляторов для групповых арестов и до бомб — разбрызгивателей слезоточивых газов.

И все эти чудные игрушки бессильны перед маленьким увядшим цветком, присланным ему, шефу полиции Арно Кампу.

Только в собственном кабинете, за бронированными стеклами, под многослойной защитой, Арно Камп чувствовал себя в относительной безопасности.

Немало монологов своего хозяина выслушал арабский скакун, застывший посреди скакового поля — письменного стола, и благородная морда коня успела приобрести скучающее выражение. Так, по крайней мере, казалось Арно Кампу.

Сегодняшнее утро не явилось исключением. Вертя статуэтку в руках, Арно Камп снова жаловался скакуну, что «тюльпанное» расследование зашло в тупик.

Через несколько минут прибудет Ора Дерви. Арно Камп виделся с ней ежедневно, обсуждая результаты расследования.