Владимир Михановский - Дорога к Пушкину (сборник)

Не вор, не плут, не якобинец
Народом правил – но всегда ль?
Был прадед чистый абиссинец,
Держал и войско, и сераль.
И не напрасно шла молва:
Там жены слаще, чем халва.
Король отменно был богат,
Влиятелен и тороват.
Имел к тому деньжат излишек
И соответственно друзей,
И разномастных ребятишек
От самых разных матерей.
Ему служили волонтеры –
Не слабый, в общем-то, народ.
У горизонта стыли горы
И упирались в небосвод.

Король являл немалый пыл
(О чем свидетельствуют дети),
Но больше всех других на свете
Он сына младшего любил.
Такое дело не по нраву
Пришлось детишкам остальным,
И, напустивши шум и дым,
Придумали они забаву…
Чтобы исчезнул Ибрагим.
А тут пристали корабли,
Пришедшие из дальней дали.
Для королевского сераля
Они невесту привезли.
Папаша туркам задолжал,
Долг королевский был немал.
Такое сколько может длиться?
А жить с долгами не годится.

Итак, был поднят шум и гам,
И выстрел в цель попал, не мимо:
Родного братца Ибрагима
Они доставили гостям.
Связали парня – будь здоров,
Швырнули, как охапку дров:
Мол, за невесту это плата,
Хоть выглядит и странновато.
Не ведал то отец евонный,
Невестой новой увлеченный.

Курчавился рассветный дым,
Шла шхуна и волну дробила…
А мальчика сестра любила
И в море бросилась за ним.
Остался позади прибой,
Она плыла, не уставала,
Волна резвилась и плясала
И берег скрылся за кормой.
Но сердце девичье устало,
Из силы выбилось, пойми,
А тело ведь не из металла,
Оно живое, черт возьми!
Сирокко дунул в паруса,
Свежея ровно, без истерик,
И закачались паруса,
Предчувствуя турецкий берег.
Открыв девчонке прочный тыл,
Корабль покладисто скользил,
Как конькобежец на катке,
Бегун на гаревом песке.
И вот финал неравной гонки,
Точнее, не финал – облом:
Мальчишка кинулся к сестренке,
За ним плывущей за бортом.
Но боцман сшиб его ударом,
Махнув пудовым кулаком,
(Решая споры каждым днем,
Он слыл задирою недаром).
Что это было? Божья кара?
Или судьбы девятый вал?
Мальчишка вскрикнул от удара
И как подкошенный упал.

Длинна дорога до причала,
Водица горькая вольна.
Пришла высокая волна.
– Мой Ибрагим! – она вскричала,
Потом шепнула «Боже мой!»
И над водой сложила руки
И с чувством горестной разлуки
Навеки скрылась под водой.

К султану привезли мальчишку.
Сын абиссинского князька
Задумчив был и тих пока,
В пути беды хвативши лишку.
Он долго вспоминал сестру,
Что утонула поутру.
(И станет вспоминать, поверьте,
Ту девушку до самой смерти).
Она плыла широким брассом,
И вал в лицо ее хлестал.
…А напоследок ей Пегасом
Крылатый парусник предстал!..
Откуда греческому богу
Здесь появиться довелось?
Свернув как шею ми Ра ось,
Кто дал ему сюда дорогу?

Храня намеренья благие
И обеспечивая тыл,
Случившийся посол России
Парнишку черного купил.
Кровь княжеская – не водица,
Быть аманатом – не годится,
Зазорно жить ему в плену.
Дадим-ка живчику свободу,
Пусть на Руси поищет броду,
Ступая в свежую волну!
Бочонок рома – всех делов-то,
Коль разобраться, то пустяк.
Царевый отрок – знает всяк,
Не надо тратить здесь и слов-то.

Царь Петр, в тот день хвативши лишку,
Приветил черного мальчишку,
За вихры потрепал слегка,
Промолвил ласковое что-то
И записал парнишку в роту
Преображенского полка.
Деяний утверждалась смета,
С востока пробивался свет…
Таков-то предок был поэта,
Продравшийся сквозь толщу лет.
Сквозь гром и молнии кривые,
Что Русь вели на поводу,
Петр Первый подарил России
Ее ярчайшую звезду.

Не знал посол о том нимало.
Купил мальчишку Ганнибала
И плюнув в океанский вал,
Царю подарок отослал.
И негр, усилия утроив,
Трудился на пределе сил:
Взял Наварин, Херсон построил,
Короне преданно служил.
И вспоминал про ту сестренку,
Что за него на смерть пошла,
Пышноволосую девчонку,
Что жизнь за брата отдала.

Царь прибыл в Царское Село
Куда еще царю податься?)
И все преобразилось, братцы,
Все ожило и расцвело.
А на цепи сидел медведь,
Вокруг столба в тоске метался.
Не в силах более терпеть,
Сорвал ее – не зря старался! –
И на свободе оказался.
Обрадованный, зарычал –
Спасайся все, кого я встречу,
Всех задеру иль изувечу! –
И в рощу рядом убежал.

Царь вздумал погулять – но вдруг
Случилось то, что не бывало:
Сошел с ума собачий друг –
Шарло визжал, бросался в ноги,
Скакнув как пробка из подвала,
И царь вернулся с полдороги.
А дальше все как надо было:
Охрана зверя пристрелила.
Уж коли, друг, ты на цепи,
Сиди на ней и не глупи.
А к вечеру Лицей узнал
Про этот небольшой скандал.
Промолвил Пушкин: – Жалкий век,
А ведь великим быть старался.
Один нашелся человек,
И тот медведем оказался!..

Покой бежит от сердца прочь
И настежь жизненная смета.
Литой шандал, свеча и ночь
И задремавшая планета.
Бежит строка из-под руки, —
Нетерпеливо вдохновенье.
В виске пульсирует волненье,
Он мелко рвет черновики.
Струится века ветер колкий,
И завтра может быть – как знать, —
Слов драгоценные осколки
По букве станут собирать.
В стихах его – простор веселый,
Усадеб будущая гарь,
Ему грозит рукой тяжелой
Порфироносный государь.
Иные, может быть, растают,
Навек опустятся на дно,
Сотрет их время, как стирают
С бумаги грязное пятно.
Хоть мглой грядущее одето,
Но справедлив потомков суд,
И звонким именем поэта
Его эпоху назовут.

Окно, Фонтанка, тишина
И белой ночи трепетанье.
Он примостился у окна
И пьет соленое дыханье.

А где-то Балтики волна
Янтарь выносит как подарки.
С волной созвучна тишина
И звезды праздничны и ярки.

На Балтике сегодня штиль
И за окном в Европу тихо.
Комар отплясывает лихо,
Листва тихонько шепчет быль.

Стозвучный отзвук городской,
Душе поэта ты созвучен,
Как лодке старой – скрип уключин,
А людям – эхо над рекой.

Ты почва – и налитый колос,
Косы железо – и трава,
Простор Невы – и дальний голос,
Который слышится едва.

Созвучно утро – сизым палям,
Волне бессонной – бриз морской,
И зреющим туманным далям –
Возникший говор городской.

Отец был скуп – ну как тут быть?
И сына раздражало это.
И он задумал подлечить
Папашу – старого поэта.