Владимир Михановский - Дорога к Пушкину (сборник)

И после, ведро ль, непогода,
Днем ясным или в полутьму,
Возил я барина с полгода,
Навроде попривык к нему.
…Седок привстал в недоуменье:
– Не расплатился барин тот?
– А ты, браток, имей терпенье,
Тогда узнаешь в свой черед.
Однажды, чу, поставил лошадь
За биржей, слева от аркад.
Вдруг, чую, возчиков на площадь
Скликает барин, всех подряд!
Поехал, раз такое дело:
Я любопытный человек.
А площадь словно закипела:
Кругом тьма-тьмущая телег.
А барин тот, чудной который,
Себя ударил по груди,
На бочку влез, в движеньях скорый,
По одному, мол, подходи!
«Эй, други, вот и ваше время, —
Вопит мой барин что есть сил. –
Сегодня деньги получил,
Пришел ко мне, вишь, гонор, что ли, —
Запамятовал я словцо.
Держи, братва, гуляй на воле!» —
И обратил ко мне лицо.
«Тебя-то и ищу, дружище,
Тебе-то больше всех должон.
Лови, – кричит с Парнаса тыщи!»
…А ямщики – со всех сторон.
Дал золотых мне, не считая.
Мол, мне деньжонки нипочем.
Вот это барин, понимаю:
Не крохоборствовал ни в чем.
– А как он выглядел, скажи-ка?
– Да вроде неказист с лица.
Ростком не вышел, трость для шика…
Узнал бы сразу молодца.
Жаль только, не встречал давно я
Его в Одессе – вот беда.
Свозил бы к полосе прибоя,
Туда, где моря голубое…
– Уж не прокатишь никогда.
– Знавал его?!
– Мы с ним дружили.
– А где же он?
– А он убит,
Во всей своей чудесной силе.
И далеко отсель зарыт.
…Седок усы свои седые
Поправил в две стрелы косые
И поглядел куда-то в даль.
– Да кто ж тот барин?
– Свет России,
Ее надежда и печаль.

Той рублевской, не рублевой,
Сердцевинной красотой,
О единственное слово,
Да пребудешь ты со мной,
Да хранишь земные зори,
Шум лесов, кипенье трав,
Пенье птиц, дыханье моря,
Целый мир в себя вобрав.

Мчится тройка сквозь снега.
Спит вокруг земля.
Полупьяная пурга
Крутит кренделя.
Скачут кони сквозь февраль,
Распростертый ниц.
Ветер – петербургский враль
Полон небылиц.
Лупит в щеки снежный прах,
Загоняет в дрожь
Сзади – гроб стоит в санях,
С кем – не разберешь.
Неисповедима мгла,
Запад чернобров.
Тройка влево путь взяла
На неблизкий Псков.
Путь-дороги маята,
Предзакатный свет.
Не увидишь ни черта…
Как оседлости черта –
Горизонта след.
К тракту выскочив на миг,
Промелькнул лесок…
Стынет молодой ямщик,
Оченно продрог.
Размышляет вьюге в лад,
Перебрал судьбу.
Вспоминал, что говорят
Про того, в гробу.
Шла по Питеру молва –
Был покойник смел,
А еще – к словам слова
Складывать умел.
Был, мол, ростом невелик,
Но не без затей.
Говорят… да ведь язык,
Знамо, без костей.
Отыскала пуля цель –
Был ей, значит, мил.
Лучше б с Невского мамзель
С ходу подцепил!
Над болотом виснет дым,
Лунный отблеск бел.
Облучок – и тот под ним
Весь заледенел.
…Ведал барин славы дым,
Существо вещей,
А вот был невыездным,
Что там тот еврей!
В Святогорский монастырь
Сквозь разливы тьмы,
Прорезает тройка ширь
Северной зимы.
…Как копейку жизнь губя,
Переполнен сил,
Там могилу для себя
Загодя купил.
Вид окрест совсем не плох,
Далеко видать,
Взгорье – супесь да песок,
Место – благодать.
Не в тревоге да тоске,
Бренность позабыв,
Хорошо лежать в песке
Среди псковских нив.

Он вызревал в лесах глухих,
В чащобах Амазонки,
До времени и слаб и тих
И погружен в потемки.
Но вот в дорогу снаряжен
Таинственною скверной
Вибрирующий вибрион,
И не простой – холерный.
Не зря же, поначалу хил,
Не изменяя галса,
Он набирался темных сил
И ядом наливался!..
И дозревал в тиши ночной
Колеблющейся запятой,