Владимир Михановский - Дорога к Пушкину (сборник)

Граф ведал медицинские познанья,
Науку по журналам постигал,
Он их из Альбиона получал,
Тем расширяя миропониманье.
Жены все нет – стыдобушку забыла,
Готова жизнь отдать за подлеца.
Здесь запереть мерзавку надо было,
Чтоб не теряла своего лица!
И отлупить бы тоже не мешало б –
Ремнем кавалерийским отодрать,
И не жалеть ее, едрена мать,
Не слышать пеней и слезливых жалоб.
А может, это выдумка и враки,
И тот урод не лазит в огород?
Мужик на бабе не оставит знаки,
Так что ж он слухи в голову берет?
Слугу он вызвал: – Где Елизавета?
– Ушла куда-то, – отвечал слуга.
…Уже недалеко и до рассвета,
Который тихо входит в берега.
– Ступай! – он молвил, мысленно ругаясь,
Один средь распадающейся мглы.
Бродил по кабинету, натыкаясь
На стулья, этажерки и столы.
Затем платком глаза он молча вытер,
Наполнил трубку и поднес огня.
И сел писать письмо в далекий Питер, —
Попляшешь, обезьяна, у меня!
Лети, депеша, в невскую столицу,
Прочтет министр ее, прочтет и царь.
Не зря, бывало, в цель стрелял он встарь –
Он уязвит врага на-особицу!

…Короткими одесскими ночами
Не спи, от черной ревности рыдай,
Подушку белоснежную кусай,
Терзайся, граф, и скрежещи зубами.
Жены недуг узнал по бормотанью,
Что вылетает в чувственном огне,
По вскрикам странным в беспокойном сне,
По легкому и быстрому шептанью.

По счастью, царь Московии всесилен,
Что постановит – так тому и быть.
Как Парка, держит он судьбины нить,
И путь найдет средь мозговых извилин.
А дело тут особенного рода:
Он должен выслать этого урода.
Куда? Куда угодно, хоть бы в ад,
Лишь не было б ему пути назад.
…А сколько сил на город положил,
Мостя ему в грядущее дороги.
Трудился честно, не жалея сил.
И что же получается в итоге?
Хотел бы я сокровище свое
Одеть навек в достойную оправу.
Да он не пощадит ведь и ее
И втопчет в прах – а по какому праву?
Пробили утро старые часы,
Не дремлет время – неустанный витязь.
Молю я вас, межзвездные весы,
Хоть раз ко мне немножечко качнитесь!
Я ведаю и сам, что трижды прав,
Ведь защищаю честь свою и совесть.
Так скажет и потомок мой, узнав
Печальную и путаную повесть.
Вникай, дружище, в мой нелегкий труд,
Который сотворил я не условно.
Верши над нами справедливый суд,
И я его приму беспрекословно.
Нелепая, безжалостная Русь,
Я об тебя давно уж ноги вытер.
Я жалобу пошлю в далекий Питер,
Дай только, силы духа наберусь.

Четыре ночи. Дальняя заря
Над городом проснувшимся пробилась.
Я верю твердо, что пишу не зря,
Монаршая должна свершиться милость.
Светило полусонное встает
И плавится сверканьем небывалым.
Горит над портом жаркий небосвод
И красит паруса восходом алым.

А женки нет. Где ночку провела?
Спрошу с нее, едва она вернется.
Зачем же сердце так неровно бьется,
Готово жизнь мою спалить дотла?
…Стук каблучков. – Откуда ты пришла?
– Я прямо с бала. Боже, как устала!
Ты не пришел, мой граф. Что за дела?
Там всполошились с этого немало.
Пойду прилягу, да и ты бы лег.
Скажи, на что же мы кладем усилья?
…А он уже заметил, что песок
Прилипнул сзади к кружевной мантилье.

Утро вспыхнуло рано
И спешит без примерки,
И горит, словно рана.
Паруса-этажерки
Здесь, где барки теснятся,
Ломят напропалую,
Где затоптана пьяцца,
Где мешки – врассыпную;
Грузовозы встречают,
Грузовозы проводят;
Грузы в порт прибывают,
Грузы в море уходят.

Груды бочек и теса
(Ценят здесь деревяшку).
Быт нехитрый матроса
На виду, нараспашку.
С давних лет, спозаранку
Он таким и остался.
Чтобы стал порто-франко,
Воронцов расстарался:
Создал местное чудо, —
Осмотреться изволь-ка.
Все равно он паскуда,
Полмилорда – и только!

Так решил он и вышел
В ранний час на прогулку.
Голос утра услышал,
Проходя переулки.
Вот и порт за спиною,
Город с портом-алмазом.
Шел он с чистой душою,
Подмечающим глазом.
Без записок, без писем,
Коренастый и крепкий,
Он шагал, независим,
При котомке и кепке.

Три избенки на взгорье –
И просторы степные.
Черноморское взгорье.
Стрелы солнца косые.
Ветер вольный и крепкий.
День рассыпчатый летний.
Шел парнишка при кепке
Восемнадцатилетний.
Может, чуть ему боле, —
Это в общем неважно.
Широченное поле.
Туч летучие брашна.

Степь. Приморье. Одесса.
Здесь проходят ученья.
Шел одесский повеса
И искал приключенья.
Баламута и мота
Что вдали привлекало?
Батарейная рота
В дальнем месте стояла.
В разгоревшейся рани,
На заросшей опушке,
Стали в ряд на поляне
Тупорылые пушки.

Парень к пушкам подходит,
Смотрит, щупает смело.
Что, скажи, он находит,
Глядя в прорезь прицела?
На мальчишку похожий
Посох кинул свой на пол.
Непонятный прохожий
Мять орудие начал.
Смотрит дуло, колеса
Под казенною частью.
Море блещет с откоса,
Тучи дышат к ненастью.

Это вам не игрушки,
Что в лесу или в поле.
Пушкин смотрит на пушки:
Это родичи, что ли?!
А неплохо бы, право,
Согласитесь, ребята,
Получить для забавы
Иль отца, или брата!
Против вражьего взгляда,
Против лжи и напасти
Только рявкнет как надо –
И расколет на части.

Брат такой не изменит, —
Тишь стоит или вьюжно,
И папаша оценит
И поддержит, как нужно.
Слава брату-орудью,
Слава хватке ружейной!
Эй, кто выдержит грудью
Залп такой батарейный?!
Брат! Давно не видались,
Ты соскучился, видно.
Годы – это не малость,
Жить в разлуке обидно.

Ты такой же, как прежде.
Молчаливо тоскуя
Поджидаешь в надежде,
Что тебя обниму я.
Славно смазана тушка,
И стоит не сутуло.
Здравствуй, здравствуй же, пушка,
Не сворачивай дуло!
…И блюститель простора
И ничуть не шутейный,
Подошел к нему споро
Человек батарейный.

– Здесь военная тайна,
Здесь чужие не ходят!
– Подошел я случайно:
Дух весной колобродит.
– Вы гуляете в поле?
Сердце воздуху радо?
Пушки нравятся, что ли?
– Да, пушчонки что надо!
…Ходит ветер по воле,
День пока лучезарен.
– Ты шпионишь здесь, что ли?
Турок, немец, татарин?

Шпик? Неужто турецкий?
Выкрасть тайны охота?
Стой! Рукой молодецкой,
Как орешинок грецкий,
Расколю я в два счета!
Ты ведешь себя дико,
Коль попался – покайся.
Кто такой? Говори-ка,
Да соврать не пытайся!
– Я ничуть не стараюсь.
Вы поймите, ребята:
Как и в чем тут покаюсь,
Если встретил я брата?

– Нет предела канальству!
Пусть кто выше рассудит.
Ну-ка, шагом к начальству!
Как решит, так и будет!
Кто ты? – Пушкин я! – Браво!
Радость в дом, не иначе!
Слава Пушкину, слава,
И добра, и удачи!
Моя радость не лжива,
Наша встреча – награда!
Залпом в небо, да живо!
Сердце Пушкину радо.