Владимир Михановский - Свет над тайгой (сборник)

Странно, почему до сих пор никому не приходило в голову поставить перед электронным мозгом такую задачу: имеется определенный человек; известны все его физические, клинические и прочие параметры — от возраста, пульса и кровяного давления до энцефалограмм и анализа крови. Требуется вычислить время его жизни.

Так и сделаю. Сообщу Люсинде, что, несмотря на облучение, мой образ жизни не изменится».

«Навязчивая идея? Так вот почему бедный Гуго так упорно отказывался лечь в клинику святого Варфоломея», — подумала Рина.

«Что касается всех моих медицинских данных, то я привел их Люсинде по памяти».

«По памяти!» — поразилась Рина. Гуго ненавидел медицинские обследования, проводившиеся в Ядерном центре, и едва ли помнил результаты анализов, несмотря на изумительную память: он попросту никогда не удостаивал внимания эти, по его словам, никчемные бумажки.

«Итак, допустим, мой пример устрашит физиков; они увидят, что незримая рука точно в названный заранее срок покарает меня — того, кто посмел ослушаться приказа и продолжать исследования кварков. (Правда, работу по кваркам и я буду продолжать только для вида, а на самом деле постараюсь так напутать, чтобы Имант и сотрудники не смогли после моей смерти разобраться.) Допустим, повторяю, таинственная карающая рука, казнившая меня в назначенный день, испугает физиков, и они откажутся от штурма кварков.

Но останутся геофизики, которые грозят направленными ядерными взрывами вызвать землетрясение на территории всей Оливии. Останутся медики, которые все более широким фронтом проводят киборгизацию, превращая простых людей в роботов. Останутся фабриканты смертоносного оружия, которые захотят нажиться на торговле.

Мой план таков: разослать угрожающие письма всем, кто ответствен за судьбу Оливии. И себе в первую очередь. В письме первом, адресованном физику Гуго Ленцу, укажу срок, названный Люсиндой, — три месяца. Постараюсь, чтобы мое письмо получило огласку, тогда требование, выдвинутое в нем, станет известным прогрессивным силам Оливии — рабочим, интеллигенции.

Меня, разумеется, будут охранять все полицейские силы Оливии. Тем не менее я умру в точно назначенный срок, и это потрясет всех. Никто не поймет, в чем причина смерти.

Со мной ясно. Кто же следующий? Попытаюсь за несколько дней собрать о нем хоть какие-то данные, необходимые для Люсинды.

Итак, кто же следующий? Один из злейших врагов Оливиимиллионер Ив Соич, чьей волей возник Акватаун. Имант рассказывал, что Соич самолично обнаружил на дне моря узкую глубоководную впадину, на дне которой и был воздвигнут подводный город.

Увы, карточку Соича мне раздобыть не удалось. Пришлось пойти по другому пути — посчитать время существования Акватауна. Соича не оторвать от его детища, он почти не покидает Акватауна. Погибнет подводный город — Соич разорится. Это для него гибель… Я достал об Акватауне все данные, какие только сумел, и Люсинда распорядилась ими наилучшим образом. ПроХодка шахты должна быть завершена через два года, Однако Люсинда, учтя принятые темпы проходки, производительность машин и даже такой фактор, как азарт наживы Соича, о котором я ей тоже рассказал, выдала более точный срок завершения проходки — полтора года. Сооружение, по мнению Люсинды, непрочно, несмотря на кажущуюся безопасность. Наибольшая опасность возникнет, когда проходка будет близка к завершению. Жаль мне Акватаун. Нельзя только допустить гибели рабочих… Поручу этим заняться Ардонису…»

Рина читала дальше.

«Тяжко мне, тяжко… В глазах красные пятна, словно огненные тюльпаны. Тюльпан? Тюльпан! Идея: к каждому письму приложить по цветку. Просто так. Бессмысленно? Тем вернее подействует угроза. Где я видел его? Тюльпан. Много цветов. Целый холм! Ах, ну конечно же, на клумбе перед главным корпусом.

…Сегодня вечером, когда сотрудники разошлись, не поленился и нарвал охапку чудесных тюльпанов. Имант будто чует что-то. Его вопросы выводят меня из себя. Еле дождался, пока он уйдет. Последними ушли Барн с Шеллой.

Все, что могла, Люсинда просчитала. Два дня ушло у меня на составление списка тех, кому необходимо послать тюльпаны. Чем больше писем, тем лучше. Целая пачка тюльпанов пойдет в Акватаун.

Отправлять все письма залпом не годится. Надо делать это постепенно, чтобы общий страх нарастал во времени. Когда умру, посылать письма будет Робин: я его соответственно запрограммирую. Никому не придет В голову проверять робота…»

Рина медленно опустила записную книжку.

Робин не шевелился.

— Ты все письма разослал? — спросила Рина.

— Нет.

— Почему?

— Энергия кончилась.

— Где остальные письма?

Вместо ответа Робин медленно распахнул на груди дверцу, на пол упала толстая пачка писем. Рина наугад подняла одно. «Рине Ленц», — тихо повторила она адрес, четко отпечатанный на конверте. Потом надорвала пакет. Оттуда выпал засохший цветок.

Прочесть письмо, адресованное ей Гуго, Рина не успела — Робин с грохотом упал на пол. Это был конец.

Рина опустилась на стул, закрыла глаза. Ей живо представилось, как больной Гуго возится с Люсиндои, весь в плену захватившей его идеи.

Арбен стоял у садовой скамьи и наблюдал за шахматной партией, но мысли его витали далеко.

Из головы не выходил последний разговор с Ньюмором. Тот рассказывал, что в основу его изобретения, а оно может исцелить Арбена, положены элементарные частицы и античастицы, мельчайшие кирпичики, из которых построена наша Вселенная. Впоследствии изобретение Ньюмора должно спасти многих от всех недугов…

Сами по себе эти мельчайшие частички материи, как понял Арбен, величайший феномен природы. Ведь каждая такая частица, по словам Ньюмора, может обладать в принципе колоссальной энергией. С другой же стороны, энергия весома согласно известному уравнению Альберта Эйнштейна. И массу эту нетрудно вычислить, она равна энергии, деленной на квадрат скорости света. Больше энергия частицы — следовательно, больше ее масса, это понятно каждому.

«Ну а если энергия частицы достаточно велика? — рассуждал взволнованный Арбен. — Такая частица может быть «заряжена» огромной массой, равной массе земного шара, а то и десяти, сотни, тысячи планет!»

Когда такая, летящая с бешеной скоростью частица по какой-то причине прекратит свой бег, энергия ее перейдет в массу — родится новый мир. Может быть, планета, или целая планетная система, или звезда, или даже галактика. И родоначальницей галактики, можно сказать, ее праматерью будет мельчайшая частичка, которую не увидишь даже в электронный микроскоп!