Юрий Кларов - Пять экспонатов из музея уголовного розыска

Виконт что-то говорил, но его слова заглушали раскаты грома, шум дождя и топот тысяч ног. Давид Иванович расслышал лишь последнюю фразу: «Теперь этот медальон ваш».

Медальон? Какой медальон? О чем он говорит?

Давид Иванович вытер платком свои влажные морщинистые щеки.

Дождь… Нет, дождя больше не было. Он прошел. За окном вновь сияло солнце и чирикали царскосельские юркие воробьи. Зычно кричал, расхваливая свой товар, продавец сбитня. Давид Иванович по-прежнему сидел в глубоком мягком кресле в своей уютной гостиной.

Он спрятал носовой платок, откашлялся.

- Простите, я немного отвлекся. Что вы сказали?

- Теперь этот медальон ваш, - повторил виконт.

- Простите, но я не совсем вас понимаю. Какое, собственно, касательство имеет ко мне этот медальон? - спросил де Будри, в котором с новой силой вспыхнули подозрения.

- Вы уверены, что нуждаетесь в объяснениях? - Давид Иванович отвел глаза в сторону. Мысли в его голове путались. Так и не дождавшись ответа, виконт сказал: - У Друга народа был младший брат, который, насколько мне известно, разделял мысли и чувства Жан-Поля Марата. Во всяком случае, он принимал участие в женевском восстании. В дальнейшем, опасаясь преследований, он воспользовался предоставившейся ему возможностью и уехал в Россию. С того дня братья больше не виделись. Но они переписывались. Когда Друг народа нуждался или ему требовались деньги для издания газеты, сыгравшей такую выдающуюся роль в революции, младший брат всегда приходил ему на помощь…

- Откуда вы все это знаете?

- Не все ли равно, господин де Будри? Главное не это. Главное - в другом. Симона Эрар считает - и я разделял ее мнение, - что сделанный добрым патриотом Жаком Десять Рук медальон после смерти генерала Россиньоля должен принадлежать Давиду Марату. Симона хочет, чтобы эта реликвия всегда напоминала Давиду о его великом брате, который навеки останется в истории Франции. Но ежели Давид Марат забыл и не хочет вспоминать свою подлинную фамилию, то… Я готов считать, господин де Будри, что моего сегодняшнего визита к вам не было. Забудьте о нашей встрече - она не состоялась. Еще одна легенда, не так ли? В конце концов, если в Сент-Антуанском предместье возникла легенда об африканской республике генерала Россиньоля, то в Царском Селе вполне могла возникнуть другая, столь же далекая от истины, - о посещении сыном Россиньоля младшего брата Друга народа… Честь имею, господин де Будри!

Россиньоль взялся уже за ручку двери, когда Давид Иванович остановил его:

- Уделите мне еще несколько минут, господин Россиньоль.

- Есть ли в этом надобность? - резко спросил гость.

- Присядьте, пожалуйста.

Россиньоль неохотно опустился в кресло.

- Слушаю вас.

- Я не желал бы, чтобы вы сделали поспешный, а следовательно, неправильный вывод, - с трудом подбирая слова, сказал Давид Иванович. - Молодости свойственны порыв и горячность, старости, когда кровь в жилах остывает, - нерешительность и осторожность. Таков удел стариков, а я старик, мой юный друг, мне за шестьдесят.

Россиньоль пожал плечами.

- Я далек от того, чтобы обвинять вас в чем-либо.

- Я не опасаюсь обвинений, - покачал седой головой Давид Иванович. - Совесть моя чиста. Но я хочу, чтобы вы меня правильно поняли и не осуждали естественную для моего преклонного возраста осторожность, возможно, иной раз и излишнюю… Сегодня я вас увидел впервые, а я далеко не равнодушен к судьбе своей семьи. Вы не женаты?

- Нет.

- А у меня жена, дочери и внуки. Когда-нибудь вы сможете меня понять лучше.

- Нужны ли столь обширные объяснения, господин де Будри? - нетерпеливо спросил молодой Россиньоль.

- Нужны, - сказал Давид Иванович. - Нужны для того, чтобы вы не составили обо мне превратного представления. Я старик, - повторил он, - но при всем том смею вас заверить, что брат великого Марата, Давид Иванович де Будри, хотя он оказался в стороне от борьбы, не забыл и никогда не забудет свою подлинную фамилию. Я горд тем, что являюсь братом Жан-Поля Марата, перед которым я преклонялся всю свою жизнь. Об этом знают воспитанники лицея. И знают об этом они от меня. Если вы сможете уделить мне еще немного времени, то я вам представлю некоторые доказательства сказанному.

Де Будри проводил молодого Россиньоля в библиотеку и, открыв заветный шкаф, достал оттуда папку с гравюрами времен французской революции. Среди них была и гравюра со знаменитой картины Луи Давида «Смерть Марата».

- Теперь вы, надеюсь, мне верите?

- Да, господин де Будри.

- Де Будри? - переспросил Давид Иванович.

- Нет, конечно, - поправился Россиньоль. - Марат, гражданин Марат.

Давид Иванович растерянно улыбнулся.

- «Гражданин Марат»… Не предполагал, что ко мне когда-либо так обратятся. - Он положил футляр с медальоном на верхнюю полку и закрыл шкаф на ключ. - «Гражданин Марат»… Не откажите старику в любезности, повторите еще раз. Ведь так меня больше никто называть не будет.

- Счастлив был с вами познакомиться, гражданин Марат, - сказал Россиньоль.

Василий Петрович не торопился с продолжением своего рассказа. Он вообще не любил торопиться.

- Что же потом произошло с медальоном? - поинтересовался я, когда молчание, по моему мнению, слишком затянулось.

- Что произошло потом?.. - Он поудобней устроился в кресле, вытянул свои длинные худые ноги. - Давайте попытаемся разобраться, хотя ответить на ваш вопрос не так-то просто. Что произошло потом…

Вещи не оставляют дневников и мемуаров, а летописцы редко балуют их своим вниманием. Поэтому зачастую нам приходится прибегать к более или менее обоснованным предположениям, догадкам, а то и к фантазии. Формулировка «так было» заменяется другой - «так могло быть»…

Я заверил Василия Петровича, что подобная формулировка меня полностью устраивает.

- Как я уже вам говорил, - продолжал он, - Давид Марат умер под именем Давида Ивановича де Будри в сентябре 1821 года. Медальон же был найден в 1917-м. Таким образом, незаполненная страница в истории медальона исчисляется почти столетием.

В чьих руках побывала за эти долгие годы ньелла?

Кто рассматривал рисунки, выгравированные по серебру Жаком Десять Рук?

О чем думал новый владелец медальона, вспоминая о французской революции?

Обо всем этом можно лишь догадываться. И все же у нас есть некий, пусть и не очень точный, но все-таки ориентир - это место, где нашел в земле медальон в 1917 году Евграф Усольцев.

И вновь мы с Василием Петровичем в Царском Селе. Но на этот раз не в уютной гостиной милейшего Давида Ивановича, которого уже нет в живых, а на берегу поросшего лилиями и кувшинками дворцового пруда.

Наше общество составляют Николай I, его бывший главный воспитатель, а ныне дряхлый старик, генерал от инфантерии и член Государственного совета, граф Матвей Иванович Ламсдорф и любимец царя рыжий ирландский сеттер с длинным роскошным хвостом - Роби.