Яна Дубинянская - Лестничная площадка

— Как это?

Эд воззрился на него, старательно изображая взрослое снисходительное недоумение. Но смеяться уже не получалось, а синие глаза сами по себе стали круглыми, детскими и потерянными.

— Ну, моя баба. Ну, в общем… словом… я с ней спал. Ничего так телка, хоть и уже целых тридцать восемь. Но я… Короче, хватит с меня, надоела.

Грег перевел дыхание и тоже тяжело опустился на кровать. Вот оно что. Мадам Ольга и тайны Мадридского двора. Пикантная подробность из личной жизни королевы. Черт, как приятно знать, почему именно от тебя хотят избавиться. Даже если ничего особенно нельзя поделать. Подойти к ней, что ли, и пообещать клятвенно, что никому, никогда… Или наоборот, выкрикнуть в присутствии собравшихся свидетелей, полиции и желательно десятка журналистов: а вы знаете, Ольга совратила вот этого несовершеннолетнего мальчика! — какая же, к чертям собачьим, гадость…

Футбол закончился, по телевизору пустили рекламный блок, и Эд отвернулся от экрана.

— Пива хочу, — детски-капризно сказал он — На хате еще пол-ящика осталось, и суперовое пиво! Слушай, Грег, почему мы с тобой должны тут сидеть, как идиоты, и сторожить этого жмурика, я ж тебе говорил, я его не знал даже! Давай успокоим этого громилу под дверью и пойдем ко мне на пиво, а? Пиво — супер, честно.

Грег не ответил. В голове сначало все завертелось быстро-быстро, как запущенная юла, — еще быстрее! — а потом внезапно разом остановилось и оказалось уже расставленным по своим местам. Разложено по полочкам с табличками, как в аптеке. Вот так, и никак иначе. Оказывается, это очень даже легко — отличить гениальную мысль от просто мысли, главное, чтобы первая-таки пришла в голову. И никаких, абсолютно никаких сомнений! Радуйся своей гениальности и спеши реализовать ее на практике. Да, кстати, спеши — мысль может и устареть, пока ты тратишь время на возведение собственного пьедестала. Может что-нибудь случиться, какая-то жалкая мелочь — а воплотить план уже не удастся. Ну, скорей!

Он резко повернулся к Эду.

— Хочешь пива, да? А еще? Чего ты хочешь от этой жизни, выкладывай, Эд! Кого б ты сейчас больше всего на свете хотел увидеть? Ты кого-нибудь любишь? ненавидишь? боишься? — но так, чтобы сильно, как следует сильно?!

Эд ошарашенно хлопал светлыми ресницами, чуть отстранившись от прямо-таки нависшего над ним Грега. Который, похоже, свихнулся. Который явно ожидал услышать от него имя какой-то глупой девчонки, а вместо этого получит правду, чистую правду! Эд набрал в легкие побольше воздуха и выпалил:

— Я бейсбол люблю, понятно? Сильно! Как следует! И если б я кого хотел сейчас увидеть, так только Пабло Луэгоса или Лу ван Вейна, ясно?! Вот разве что они сейчас на Олимпийских сборах в Оушен-сити, обидно, да?

— То, что надо!!!

Честное слово, он чуть было не расцеловал Эда в обе щеки его круглой наивной физиономии. Эта юная бейсбольная звезда, этот пацаненок, по милости которого он, Грег, собственно, и влип во всю историю, этот Ольгин псевдосынок вытащит его отсюда! Это так же верно, как и то, что бейсболка у него зелено-оранжевая, и то, что гениальную мысль раз плюнуть отличить от просто мысли.

Грег подхватил с кровати пульт от телевизора и увеличил громкость — вдруг кому-то, не будем показывать пальцем, придет в голову подслушать их разговор из коридора.

— Ты спрашивал, кто такой был этот старик, покойник? Ну так слушай…

…Из спальни вышел один Эд — Ольга не должна была видеть их вместе. Картинно посвистывая — насмотрелся, похоже, шпионских фильмов, — парень вразвалочку прошел по коридору и, не удостоив ответом что-то спросившую у него Ольгу, скрылся в профессорском кабинете.

Я спала, неудобно изогнувшись в кресле, сон был неровный, тяжелый и поверхностный, скорее, мутная апатичная дремота. Собственно, я продолжала слышать все: и раковинные голоса в коридоре, и хлопанье открывшейся двери, и поскрипывание шагов, и возню поисков вокруг столика, и, наконец, характерный двойной щелчок рубильника. Но эти звуки существовали сами по себе, они не означали ничего, абсолютно ничего… Я застонала и повернулась на другой бок.

Грег не соврал — стрелка на приборе задрыгалась, как сумасшедшая, и, вперившись в нее, Эд внезапно поверил, что действительно вот-вот увидит ван Вейна и Луэгоса, по-любому увидит, потому что действительно, по-настоящему хочет этого…

Он зажмурился и выскочил из кабинета, он ринулся к входной двери, словно не замечая здоровенного пьянчугу, который тяжело поднялся на ноги, загораживая ему дорогу. Эд с разбегу двинул мужика в солнечное сплетение, тот слегка покачнулся, но успел вцепиться сзади Эду в футболку, подтянул пацана к себе и занес волосатую ручищу, собираясь опустить ее туда, где сходились клинья бейсболки, — но тут пронзительным истошным голосом закричала Ольга, на бегу она сдернула с ноги туфельку с заостренным, как стилет, каблуком-шпилькой. Эд рванулся вперед, ошарашенный мужик выпустил его футболку и, тупо сгибая и разгибая пустые пальцы, повернулся на сто восемьдесят градусов. Они с Ольгой оказались лицом к лицу на расстоянии в полтора метра, и Грег, не дожидаясь развязки, метнулся мимо этого тет-а-тета к двери, оставленной Эдом полуоткрытой.

Захлопнуть ее за собой Грег не забыл — этим, в квартире, было вовсе не обязательно знать, какая новая дверь материализовалась на лестничной площадке. А эта дверь была ярко-зеленая, с бело-синим орнаментом из стилизованных волн по верхнему краю…

— Эдвард!!!

Грег еще видел, как мужик грубо схватил за руку выскочившую было на лестничную площадку Ольгу и рывком втянул ее назад в квартиру.

— Вот что, дамочка, — сосед профессора хрипло закашлялся, сплюнул на пол и продолжил совсем сипло: — Пацанов я нарочно отпустил, но уж вы-то останетесь, поняли у меня? Я уж разберусь, откуда вы тут взялись, отродясь вас не видел, а как старик окочурился — нате, и вы тут как тут! Что, скажете, просто на жмурика поглядеть было охота?

Получилось очень даже смешно, и он расхохотался во всю глотку — жаль, после вчерашнего в горле першило, и смех опять-таки перешел в натужный кашель, а во рту снова скопилась противная мокрота. А она, эта дамочка, злобно глядела из глубины коридора, ее намазанные губки недовольно скривились, когда мастерски пущенный плевок чуть не долетел до ее царских ножек. В руке она до сих пор сжимала свою туфлю на высоченном каблуке.

— Когда приедет полиция, вам придется ответить за такое поведение, — сказала она. И еще попробовала выпендриваться: — За оскорбление личности в нецензурной форме и применение физической силы вам могут дать самое малое шесть месяцев, советую подумать.

— И когда ж я вас оскорбил, дамочка? — он по правде удивился: выдумает же такое! — Вы б лучше обулись и марш в ту комнату, от греха, знаете…