Игорь Дубов - Распоротый

Потом я вывел Принцепса из транса, и мы еще немного поговорили о том, что опасность скрывается где-то рядом, может быть, даже в его ближайшем окружении. Когда он найдет документы, он вспомнит, что новый советник также предсказывал ему угрозу, исходящую от кого-то из своих.

- Тучи сползают, - сказал мне Принцепс, прощаясь у самой двери. - Кланы готовы на все - лишь бы взять власть. Поэтому я просил бы не уходить надолго из дворца. Надвигается буря, и мы изо всех сил должны вслушиваться в голос ветра. Те, кто это умеет, стоят дороже других.

Я коснулся носа и почти было повернулся, чтобы уйти, как вдруг вспомнил про Таш.

- А где рики Тер Мерке? - спросил я, берясь за дверную петлю. - Она сменила место работы?

- Н-нет. - Принцепс рассеянно повернулся и двинулся к столу. Похоже, он был уже очень далеко от этого кабинета и тем более от меня с Таш. - Ушла куда-то. Завтра будет.

Словно во сне, я спустился вниз и вышел из дворца. Возвращаясь арконской дорогой, я спешил к Принцепсу и потому шел радостно и быстро. Теперь, когда все было позади, я медленно плыл через влажные бутылочные сумерки в шумном потоке спешащих домой горожан, и легкая улыбка снисходительно блуждала в уголках моего рта. Наверное, я испытывал неправильные чувства. Мне было немного стыдно за эту предательски выступающую на лице снисходительность. Однако я ничего не мог с собой поделать. Всего несколько часов назад я прошел тем путем, каким мало кому из обтекающих меня капелек доведется пройти.

Я дошел до конца и сумел вернуться обратно. Сейчас я любил их всех, но любовь моя была отцовской. Всякий, кто сразу после сражения садился на мирную планету, сумеет меня понять.

Я шагал, не чувствуя под собой земли. Наверное, именно так, упруго пружиня и слегка враскачку, ходил по неосязаемой еще бездне Демиург. Все вокруг казалось ирреальным и бутафорским, похожим на плывущие в воздухе фантомы виртуальной реальности из детских фантазий. В искусственном мире перемещались воображаемые люди, колыхалась призрачная листва, и ветер доносил свистки несуществующих перевозок. Реальными были мокрая дорога с утеса, рвущая предплечье машинка и рыжая чистильщица в кабине паровичка. Реальными были мертвые Чара и Кора, блик солнца на пистолете, и хмурый, рассеянный Принцепс тоже был абсолютно реален в своей озабоченности надвигающейся гибелью страны. Теперь, когда все кончилось и я вышел из игры, я словно оказался в Зазеркалье, в славном сказочном Зазеркалье, где можно было не торопясь сесть на скамейку и, дыша свежим морским воздухом, просто глазеть по сторонам.

Какая-то непонятная заноза, засевшая на периферии сознания, отвлекала меня от неспешного движения через пространство, дергала и колола, мешая наслаждаться покоем. Это продолжалось до тех пор, пока я не понял, что меня беспокоит Таш.

"Опомнись, - сказал я себе. - Что с тобой? Мало ли какие дела могли у нее быть? И потом, почему ты решил, что для Керста должно быть необычным все то, что необычно для тебя? Конечно, земная девушка вряд ли бы бросила работу в самый разгар дня. Но ведь это вовсе не означает, что так не могла поступить керстянка. Что ты знаешь об отношениях Таш с Принцепсом, о здешней деловой этике да и вообще о Керсте? Ты просто давно не видел Таш и разнервничался, не найдя ее на месте. Погоди, три нашивки, завтра она придет во дворец, и ты обязательно встретишься с ней. А сейчас иди лучше спать. Пора отдохнуть - у тебя был на редкость трудный день".

Я перешел через Разделитель и, дойдя до харчевни, где схватился позавчера с отвязавшимся пушкарем, решил перекусить. Поднимаясь по истертым ступенькам, я вспомнил неприязненный взгляд хозяйки и поморщился. Конечно, я мог заказать любое блюдо у синтезатора, но после всего пережитого мне страшно не хотелось забиваться в свою келью и жевать, тупо глядя на экран монитора. Если бы поблизости была другая харчевня, я бы пошел туда, но другой харчевни поблизости не было.

Задвигая за собой дверь, я увидел удаляющееся в кухню хозяйкино платье и обрадовался, что могу обойтись без непосредственного разговора. Написав на табличке номер столика и заказ, я уселся, разглядывая в зеркало немногочисленную публику. Несмотря на мой хитрый прием, уже через полминуты меня засекла симпатичная, похожая на овечку блондинка и сделала в том же зеркале призывный жест. Я покачал головой и, отвернувшись, обнаружил хозяйку, спешащую ко мне с большим двухэтажным подносом.

Верхний этаж подноса занимал заказ для соседнего столика, но, выставив мне жаркое из кривуши, хозяйка не торопилась уйти. Она смахнула несуществующие крошки, посмотрела в зеркало, поправила прическу, сердито махнула продолжающей делать знаки овечке и, наконец, решилась.

- Гира в тот раз выпил семь порций скруша, - сообщила она, словно продолжая прерванный пять минут назад разговор. - Иначе бы он не позволил' себе беспокойство.

Я поднял голову и молча воззрился на нее.

- Вообще он хороший, - продолжала хозяйка. - Но только не любит, когда с ним спорят.

Поскольку я продолжал молчать, она решила пояснить.

- Гира - мой первый мужчина, - сказала она, расплываясь в дурацкой для ее возраста улыбке, и, выдержав приличную паузу, добавила: - Он воевал у Пролива.

Дальше молчать было просто невежливо.

- Я воевал в горах, - сообщил я о себе. - Седьмой специальный.

- Да, - сказала хозяйка. - Конечно. Хорошо, что война закончилась. Мы все так много пережили.

- Война нас многому научила.

- Гира был слишком настойчив, - сказала хозяйка. - Но он любит нашу страну. Он - настоящий патриот.

Я хотел было спросить ее, с каких пор патриотам прощается хамство, но тут же понял всю бессмысленность этой затеи.

- Я был бы рад, если бы кто-нибудь передал ему от меня привет.

- Ах! - Хозяйка всплеснула руками. - Как это здорово! Серьезный рик тоже патриот! Я так и знала.

- А как же, - сказал я. - Разве в такое время можно не быть патриотом?!

Однако сарказм мой пролетел мимо. Хозяйка расцвела красными пятнами и, поинтересовавшись, не хочу ли я скруша, двинулась со своим подносом дальше. Я же остался размышлять над очередными парадоксами этого удивительного мира, стараясь не глядеть в зеркало, где после ухода хозяйки снова объявилась кудрявая блондинка.

Скруша я не хотел. Мне надо было сбросить напряжение, и я понимал, что лучше алкоголя это не сделают никакие препараты.

Я даже зажмурился, представив себе бокал настоящего мятного джулепа, такой, какой лишь однажды я пил на вашингтонском вокзале - с молотым, а не дробленым льдом, мятыми листьями на дне и веточкой, торчащей над краем стакана.

"Сам сметаю", - думал я, чувствуя, как мягко накатывает усталость, и уже видя себя в постели с бокалом в руке и криэйтором, плавающим перед глазами. Такой отдых я вполне заслужил.