Сергей Абрамов - МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1989. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов

Сестра Харрингтона продала за триста долларов альбом с фальшивками греку Павлида, владельцу антикварной лавки, которого интересовали скорее всего альбом и имя владельца курьезной коллекции, чем сами марки. Она не подозревала, что лавка на самом деле принадлежала Хору и Павлиди купил альбом по его указанию. Не знала она и того, что Хор давно уже зарекомендовал себя как весьма темный делец и аферист международного масштаба.

Филателистические аукционы Циглера всегда вызывали ажиотаж среди коллекционеров, спекулянтов, маклеров и всякого рода дельцов. Раз в пять лет они съезжались в Монте-Карло из разных стран Европы и даже Америки в надежде приобрести дорогие марки, узнать конъюнктуру, поддержать связи. Аукцион обычно длился три дня.

И на этот раз к двенадцати часам зал был переполнен. В наступившей тишине аукционист объявил:

— Голубая марка острова Барбадос 1861 года, достоинством в один шиллинг. Ошибка в цвете. Известны только два экземпляра. Один в Британской королевской коллекции. Второй — в Британском музее. Перед вами третий. Кто станет его обладателем, господа? Что мы предложим за это сокровище?

Пожилой человек в пенсне, сидящий за маленьким столом рядом с молодой интересной женщиной с вьющимися пепельными волосами, вопросительно посмотрел на нее. Она едва заметно кивнула.

— Тысяча долларов, — сказал человек в пенсне.

— Мистер Смит предлагает тысячу долларов! Кто предложит больше? Тысяча долларов, только тысяча долларов…

По залу пронесся ропот. Марка стоила гораздо больше, но с владельцем крупной филателистической фирмы «Смит и K°» спорить могли лишь владельцы таких же крупных контор. Однако они предпочитали не спорить, а договариваться еще до аукциона, кому какая добыча достанется. Мелкие перекупщики и маклеры по установившейся традиции вступали в игру, когда из нее выходили крупные тузы. Они напоминали трусливых гиен, ждавших остатков львиной трапезы.

— Тысяча сто, — раздался громкий голос какого-то наивного любителя.

Зал замер. Один из людей Смита сразу же встал, чтобы узнать личность этого человека. Он явно не принадлежал к классу торговцев, и успокоенный Смит крикнул, что дает две тысячи.

— Две тысячи — раз, две тысячи — два… Продается марка острова Барбадос за две тысячи долларов — три! Продана!

Смит получил свой трофей, аукционист же продолжал:

— Две марки Пармы, тет-беш, пятнадцать чентезимо.

— Тысяча долларов, — сказал человек с рыжей шевелюрой, представитель крупной фирмы «Кедер». Марки Пармы по договоренности должны были перейти к нему.

Какой-то богатый любитель пытался торговаться, но не выдержал единоборства. За три тысячи долларов редчайшая марка Пармы досталась фирме «Кедер» и спустя три месяца была продана за пятнадцать тысяч.

Затем с аукциона пошли уже менее редкие миниатюры. Они продавались сериями. Были распроданы несколько коллекций. Торг стал оживленным, отсутствие филателистических тузов развязывало руки мелким спекулянтам.

В это время у одной из колонн зала произошла примечательная встреча. К угрюмому человеку, молчаливо следящему за торгами, подошел мужчина с багровым лицом.

— Я счастлив, что вы приехали, господин Лусто, — сказал он.

— Я приехал бы и без вашего письма, Хор, — лениво отозвался угрюмый. — Мне ни разу не приходилось пропускать аукцион Циглера.

— Поистине вы счастливчик, Лусто. Всегда держитесь в тени, но в каждой более или менее крупной фирме у вас есть свои люди. Вы не занимаетесь мелочами, не говорите ничего попусту, не ограничиваетесь чем-либо одним. Только вы, с вашим исключительным чутьем знатока, могли распознать в грязном старом полотне картину Рембрандта. Вы сорвали тогда изрядный куш!

— А, вы слышали об этом?

— Конечно, я ведь тоже слежу за тем, что происходит в мире. То была сделка века, господин Лусто. Я был очень рад за вас.

— Но вы хотели видеть меня не для того, чтобы говорить мне комплименты…

— Не только для этого. Вы правы, перехожу к делу. Может быть, мы выйдем отсюда? В парке есть уединенное кафе, оно, кажется, создано специально для нашего разговора.

Кафе, расположенное в самой глубине парка, было действительно безлюдным. Хор и Лусто сели за столик в углу, заказав миндаль и коктейли.

— Так вот, у меня есть для вас сюрприз, Лусто Хотели бы вы иметь «сидангских близнецов»?

— О-ля-ля! Надеюсь, вы имеете в виду не фальшивки из коллекции Харрингтона?

— Я говорю о подлинной полосе.

— Но мне надо быть уверенным в ее подлинности.

— Марки не со мной. Я их оставил во Франции. Если мы договоримся в принципе, у вас будет возможность убедиться, что это не фальсификаты.

— Послушайте, Хор! Карты на стол. Зачем вам продавать коллекцию Харрингтона по частям? Не будьте жадным. Жадность подводила многих. Сразу же поползут слухи, и у нас будут неприятности, очень серьезные, поверьте мне. Тем более что вы давно на подозрении. Вам нужен человек, который избавит вас от этой коллекции-обузы и купит ее сразу, оптом. Вы получите несколько меньше, но зато будете в безопасности, а ответственность за все несет покупатель, который не произнесет ни слова, откуда у него эти марки, каким путем и у кого он их приобрел.

— Именно это я имел в виду, Лусто.

— Если не ошибаюсь, Хиррингтон собирал только первые марки государств. У него было сорок пять экземпляров?

— Сорок пять! У вас феноменальная память. Она меня пугает.

— Я не хотел бы торговаться. Коллекция Харрингтона мне известна. Я даю триста тысяч долларов. Конечно, марки стоят дороже, но вам их не удастся сбыть. Я же, повторяю, рискую. Согласны?

— Согласен, — ответил Хор после паузы и закурил, сильно затягиваясь. — Вы привезете эти деньги и сообщите вот по этому адресу, — он достал визитную карточку, — где остановились. Я свяжусь с вами сам. Скажу откровенно, Лусто, меня не покидает ощущение, что за мной идет слежка.

— Вполне возможно.

— Ваше спокойствие поражает. Давайте договоримся. Если вдруг я свяжусь с вами по телефону или вы увидитесь с человеком, который будет утверждать, что он от меня, не говорите ни мне, ни ему ничего, пока мы не скажем: «Берн и Париж». Это мой пароль. Вашим пусть станет, ну, скажем, «Турн и Таксис».

— Вы помешались на детективах.

— Поверьте, мне надо быть предельно осторожным. Коллекция Харрингтона не дает спать многим. Кстати, у вас есть свой эксперт?

— Есть. Лучший из всех, кого я знаю. Но я не думаю, что вы обманете меня. Потому что тогда вы по-настоящему конченый человек.

— О чем вы говорите, Лусто! Я ведь знаю, с кем имею дело. Между прочим, у меня с собой «перевернутый лебедь». Марка не имеет никакого отношения к Харрингтону. Могу уступить ее за десять тысяч наличными.