Роман Караваев - Недалеко от Земли

– Я тоже слышал ваше имя, – к разговору неожиданно подключился Клюев. – В Институте психофизики, где меня старались обратить в свою веру некто Медведев Олег Иванович и его присные. Тщились обнаружить между нами связь. Следовательно, мы все – ваши крестники?

– В какой-то мере, – Батюшкин оглянулся на отца и, убедившись, что тот занят разговором с Никитой, вежливо объяснил. – Вы сами стремились к тому состоянию, которого ныне достигли. Я лишь слегка подкорректировал вашу траекторию. Если хотите, предоставил вам решающий шанс.

– Стало быть, вы тоже человек третьего уровня? – Кобыш задал тревожащий его вопрос. – Но ведь наша встреча произошла до испытаний «папки».

– Не обольщайтесь, – Монах непринужденно улыбнулся. – Мой статус значительно скромнее. Я обладаю некоторыми способностями в области прогнозирования, а также конструирования ситуаций, и только.

– Как же вы оказались здесь?

– Меня пригласил доктор Бородин. Мы с ним довольно давно знакомы.

– И все-таки вы чего-то недоговариваете. Просто приятель Андрея не смог бы вытащить нас наверх из великого множества претендентов.

– Ну, это уже совсем пустяки! Видите ли, Дима, моя должность позволяет мне делать такие вещи. Она называется «эксперт по влиянию непредвиденных внешних факторов» в ранге советника президента.

Кобыш изумленно присвистнул.

– Так вы – советник президента? – Максим тоже слегка опешил. – Значит, вы должны хорошо знать Трубникова и Медведева.

– Безусловно. Мы связаны по работе. Первый занимается наукой, и с ним всегда можно договориться, а вот второго лучше обходить стороной. Особенно вам. Он раньше был неплохим парнем, но с годами и чинами характер его сильно подурнел.

– Мы в курсе, – сказал Кобыш.

В это время Монах отвлекся, посчитав, что удовлетворил любопытство испытателей и пора ответить на давно ощущаемый им пристальный взгляд. Прасковья, сидевшая почти напротив, с самого начала прислушивалась к их беседе и рассматривала его повлажневшими глазами.

– Что-то не так, Паня? – спросил он.

– Я думала, ты меня не узнал, – мать Маши судорожно перевела дыхание. – Прошло столько лет.

– Я все помню, – голос Монаха стал почти неслышен. – Извини, что отвлекся на ребят. Я очень хотел бы поговорить с тобой. Никита, – он обратился к хозяину, – здесь танцуют?

– Обязательно, – лесник заинтересованно посмотрел на тещу и гостя. – Сейчас музыку включим и объявим перерыв.

– Разреши тебя пригласить, – Аристарх поднялся, протягивая Прасковье руку. Кобыш проводил их взглядом, полным несбывшихся надежд.

Зазвучала медленная музыка, и грядущие пары стали выбираться из-за стола. Монах осторожно коснулся талии женщины и сделал первый шаг танца. Она положила ладони ему на плечи, склонила голову, тихо прошептав:

– Совсем, как тогда. На выпускном.

«Да, – беззвучно согласился он. – Как будто и не было тридцати нескончаемых годов». Словно наяву, перед ним возникли кусты душистой сирени, сгустившийся вечерний сумрак, сумасшедшие панины зрачки, искрящиеся любовью, ее мягкие податливые губы, одуряющий аромат близкого женского тела, раскаты танго, изливающиеся в широко открытые школьные окна, бренчание гитары на крыльце вперемешку с хихиканьем девчонок и молодецким уханьем парней, крупные звезды, бесстыдно подсматривающие сквозь ветви, и пиджак, брошенный на траву. Он вспомнил, как они убегали от шумной ватаги одноклассников, как пробирались задворками к реке, как сидели потом на берегу у затухающего костра, свой жаркий бессвязный шепот, ее сбивчивые ответы и сладкий стон, после того, как все случилось. «Мы ведь теперь всегда будем вместе? Да, Рис?» «Да, Паня, я никому тебя не отдам». А на следующий день – заплаканное лицо матушки и суровое отца, настойчиво вбивающего ему библейские истины и определяющего его дальнейшую стезю. Он пытался спорить. Где там! Идти против воли родителя – грех!..

В деревне ничего нельзя скрыть. Она пришла провожать его. Растерянная. С дрожащими губами. Со слезами, застывшими на ресницах. «Как же так, Рис? А я? Что будет со мной?» «Панечка, родная моя. Я обязательно вернусь». Хотя уже догадывался, что скоро не получится. Клюнуло его такое безнадежное предчувствие. Больно клюнуло. И вместе с тем он ощутил вдруг зов неведомого, которому впоследствии и подчинил свою жизнь. Так и топтал белый свет, с неутихающей горечью потери и стремлением достичь небесных высей всеобъемлющей истины. Миссия, порученная ему учителем, заключалась в том, чтобы бескорыстно трудится на благо страны, выйти в верхние эшелоны власти, постепенно убеждая главу государства в правильности действий, к которым его требовалось ненавязчиво и осторожно подводить в надежде подготовить к верному пониманию Пробуждения. Он честно выполнял свое непростое задание. С годами он научился загонять боль далеко внутрь, даже иногда не чувствовать ее вовсе. Конечно, у него были женщины, зарока аскетизма он не давал, но равной Пане так и не случилось. И вот теперь он опять чувствовал трепет ее тела. Одиночество души стремительно перерастало в надежду.

– Ты к нам надолго? – спросила она, поднимая лицо и вглядываясь в его ставшие вдруг серьезными глаза.

– Новогодняя ночь полна чудес, – пробормотал Монах. – Надеюсь, и нам достанется небольшая частичка.

– Ты вспоминал обо мне?

– Паня, ты единственная женщина, которую я ношу в сердце.

– Где ж ты пропадал все это время, попович? – в ее слабом голосе прозвучала неподдельная печаль.

– Не надо, милая. Я очень виноват перед тобой. Меня оправдывает только то, что я по-прежнему люблю тебя.

– Это правда? – глаза Прасковьи наполнились ожиданием. – Ты ведь не обратил на меня внимания.

– Я сразу увидел тебя. Просто не был уверен, что…

– Что?

– Что ты простила меня.

– Глупыш ты мой! – она приложила пальцы к его губам. – Я всю жизнь прождала тебя. Даже когда была замужем. От отчаяния.

– У тебя хорошие дети, – неловко сказал Монах. – Маша – вылитая ты в юности.

– Они могли бы быть еще лучше.

– Паня! Ну, пощади! – взмолился Аристарх. – Я искуплю. Я подарю тебе новый чудный мир. Он уже рядом. Все эти люди, – он указал взглядом на танцующих, – первые его обитатели. Теперь я принес его тебе и, поверь, счастлив. Я не смог бы пройти свой путь, если бы не ты. Я вернулся, Паня! Навсегда.

– Как же твоя работа? Столица? Президент?

– Работать я останусь в Москве, а жить мы будем здесь. Если хочешь, отдельно. Я могу построить лачугу не хуже этой.

– Ты тоже космонавт-волшебник?

– Нет, я всего лишь человек, помогший космонавтам стать волшебниками. И смиренно просящий тебя о помиловании.

Прасковья засмеялась, на щеках ее образовались веселые ямочки, она порывисто обняла его за шею, и Монах с величайшим изумлением и ликованием обнаружил вдруг, что он больше не умудренный жизненным опытом муж, прошедший огонь, воду и медные трубы, а вновь зеленый юнец, заглядывающий в сияющие любовью сумасшедшие девчоночьи глаза.