Александр Заревин - Одинокие боги Вселенной

На мой недоуменный вопрос, мол, как же так, Иван Иванович, вы сами коммунист, а верите в Бога, Куб, помню, ответил мне довольно оригинально:

— Понимаешь, Юра, я, во-первых, не коммунист, а всего лишь член партии коммунистов. Что делать, если власть находится в их руках? Нормальный человек, мало-мальски думающий самостоятельно, давно заметил все противоречия между идеалами и действительностью. Ты же любишь фантастику, неужели, читая «Обитаемый остров» Стругацких, ты не понял, что Обитаемый остров — это наш СССР, где сознание людей затмили не «башнями», а элементарной ложью и страхом?

Действительно, стоило мне слегка пошевелить мозгами, как пелена с глаз упала и мир открылся мне в ужасающей своей серости и глупости. Боже мой! Почему же я сам не увидел этого раньше? Что же делать?

— А ничего. — Куб сказал мне это спокойно. — Ничего, Юра, не сделаешь. Живи как раньше и никому о том, что ты прозрел, не говори. Все решится само собой — придет время, и народ тоже прозреет. Но пока этого не случится, не высовывайся. Слишком ослепительную и заманчивую идею взяли большевики на вооружение. Она уже основательно поблекла, но все еще ослепляет очень много людей, особенно пожилого возраста, но я верю, что коммунизм рухнет еще при твоей жизни. Жди, у тебя впереди замечательные события. Я тебе даже завидую.

Да… С Кубом мы говорили об очень многом. Я, конечно же, не мог не поделиться с Мишкой. Но тот назвал Куба скрытой контрой, и больше я не откровенничал с Мишкой: черт его знает, что у него на уме.

Но сейчас Мишка лежал передо мной в нелепой позе, и по его щекам текли слезы. Я его понимал. Мишке было больно не столько от травмы, сколько от внезапного крушения его планов: куда ему теперь? Хотя врачи и уверяли, что нога срастется и будет как новая, стопроцентной гарантии, что владеть новой ногой Мишка будет с тем же успехом, они не давали. Мишку мне жалко было вполне искренне, но что делать, если уж так случилось?

Но тут вмешалась Галка Звягинцева. Она принесла Мишке трехлитровую банку с каким-то отваром и, ссылаясь на свою прабабушку-травницу, сказала, что нога Мишкина станет действительно как новая, если он будет ежедневно выпивать по полстакана этого снадобья по утрам и непременно натощак. Тогда она гарантирует Мишке, что нога его срастется в два раза быстрее и последствий он ощущать не будет, никогда и никаких. Мишка с благодарностью принял банку, и по выражению его лица я понял, что он уже в режиме ожидания завтрашнего утра.

Между прочим, из больницы его выгнали к концу того же марта, удивляясь могучей регенеративной способности Мишкиного организма.

Вечером первого апреля я зашел к нему домой. Мишка уже весь был в делах: в комнате отчетливо пахло разогретым флюсом, стол и вообще все свободное пространство были завалены различным радиохламом. Мишка трудился над чем-то весьма неприличного вида. Это нечто гордо возвышалось на столе над кучами радиоламп, полупроводников, конденсаторов и всевозможных резисторов.

— О! — сказал я с порога. — Что это на тебя нашло?

— Ну как что? Я же теперь человек свободный. Нога вроде беспокоит уже не так, чтобы ее привязывать, а время тянется как резина. Решил вот осуществить старинную мечту, помнишь, я тебе об электронной стенке рассказывал, прожекты рисовал? Вот к ней, родной, я и подступился. На нее, одним словом, замахнулся. А ты как?

— Да я что, я человек здоровый, я везде поспевать обязан. В помощники берешь?

— Возьму. Только не сейчас, устал уже. Вот пару контактов допаяю — и шабаш.

— Что же это будет?

— Это? — Мишка задумчиво оглядел сооружение, где, по-моему, без всякой на первый взгляд системы на текстолитовых шасси или на алюминиевых уголках были собраны в кучу всевозможные трансформаторы, дроссели, а кое-где и радиолампы, ну, и всякая другая мелочь. — Это? А ты как думаешь?

— Черт его знает, дурмашина какая-то…

— Вот что мне в тебе всегда нравилось — так это твоя способность находить для всего точные и меткие определения, а главное, краткие. Я вот весь день сегодня ломаю голову, думаю, как это назвать. Но приходит друг и тут же выдает определение — «дурмашина». Гениально.

Я скромно потупился:

— Ну, ты уж скажешь… Я еще соглашусь на слово «талантливо» — это не так подчеркивает… Но вообще, как друг, ты мог бы растолковать мне назначение этого аппарата?

— Но только как другу. Как ты сам понимаешь, в «электронную стенку» должны войти следующие… м-м-м… приборы: телевизор, стереопроигрыватель, магнитофон и… м-м-м… светомузыкальное сопровождение. Мы же, по бедности своей, мелкоскопов… пардон, возможностей приобрести сразу все это не имеем, зато имеем возможность и доступ к запчастям, зачастую б/у, но во вполне устраивающем нас техническом состоянии и, так сказать, в розницу. Принимая во внимание, что устройство приборов по сути аналогично, я принял смелое решение применить принцип комбайна, то есть там, где это возможно, не дублировать схемы, а совместить их в одном узле. Данная, как ты изволил справедливо заметить, м-м… дурмашина и является этим самым унифицированным узлом для всех вышеперечисленных электрических бытовых радиоэлектронных приборов…

— Ты чего, не мог по-русски объяснить?

— Знаешь, Юрка, я сегодня перевыполнил свой план, и настроение у меня соответствующее. Если и дальше буду продолжать в том же темпе, пожалуй, управлюсь к нашему дню рождения, оттого и благодушен.

В самом начале я уже упоминал, что старше Мишки всего на три часа, только я родился до, а он — после полуночи, и наши дни рождения — формальная глупость, мы всегда их совмещали и праздновали то 16, то 17 апреля, по очереди. Этот день попадал по графику на 16-е, но был особым — это был день нашего совершеннолетия, нам исполнялось по восемнадцать лет.

— Ну и шустрым же ты стал, — удивился я. — Тебе надо почаще ноги ломать.

— Я что же, даром почти два года всякую рухлядь домой стаскивал? Кстати, неплохо бы дурмашину и обкатать.

— Не взорвется? — поинтересовался я.

— Слабонервные могут удалиться. Впрочем, сначала помоги вставить ее в футляр. Во, смотри, какую я для нее оправу сколотил.

Потянувшись, Мишка подвинул к себе ящик из ламинированных древесностружечных плит.

— Ну что, взяли?

— За что его брать только?.. — проворчал я.

Все же с третьей попытки нам удалось втиснуть дурмашину в футляр, как положено.

— Ну, ты займись чем-нибудь, пока я с проводами разберусь, — сказал Мишка и с кряхтением лег перед дурмашиной на пол. — А-а! — сказал он. — Вспомнил! Галка приходила, интересовалась, не надо ли меня добить, чтобы не мучился… Апельсинов притащила, вон пакет в углу валяется. Почистил бы пару штук.

— Мишка, а где моя пепельница? — При упоминании о Галке сердце у меня, как всегда, екнуло и захотелось курить.