Джефф Сомерс - Убить бессмертного, или Электрическая церковь

Ответ отдавал горечью. Несмотря на весь свой светский лоск, наш фальшивый Оурел был дикарем.

Я пинался, я кричал, я пытался порвать веревки. Но Мильтон и Таннер держали меня с неожиданной силой, а Кит наклонился надо мной как врач.

- Прости, Кейтс, - сказал он серьезно, почти грустно. - Теперь ты нам гораздо нужнее мертвый, чем живой.

Я почувствовал на своей руке чьи-то пальцы, укус холодной иглы и…

У меня в груди ледоруб. Он разрывает сосуды, скользит по артериям в медленном потоке крови, острым как бритва жаром проникает в каждый беззащитный орган. У меня в груди придонная рыба, черная, вздутая и колючая. Она всплывает на поверхность и распухает еще больше.

Я открываю рот, чтобы закричать, но вместо этого стискиваю зубами лоскут кожи. Боль раздирает артерии и плавает в кишках, неумолимо приближается к сердцу. Она проникает в легкие и разрывает их. Я задыхаюсь. Боль вздувается у меня в груди, находит сердце и лопается. Осколки пронзают тело, впиваются в позвоночник, кости, хрящи.

Я напрягаюсь, от ступней до макушки обжигает мутное онемение. Я трясусь и дрожу, впиваюсь зубами в узкую кожаную полоску, выпучиваю глаза на Тая Кита. Тот молча отходит от меня и глядит на дверь.

Вдруг становится темно, и я теряю сознание.

Я пришел в себя. Зрение вернулось резко, словно Бог или еще кто-то там нажал на выключатель. Только что ничего не было, и вдруг я смотрю в омерзительно радостную маску брата Уэста. Бледная улыбающаяся рожа монаха нависла прямо надо мной.

- Мистер Кейтс? Не знаю, слышите ли вы меня, но я хочу вас заверить, что выполню свою часть уговора. Мистер Гатц говорит, что вы выполните свою. Пора идти.

Рожа пропала, и я уставился в потолок. Было очень тихо. Потом раздались странные звуки: свист, звон, звук чего-то рвущегося. Я пытался держать мысли под контролем, но они извивались и вырывались. Я хотел помотать головой, но не смог.

Потом вернулась боль.

Сначала она была легким зудом, слабым воспоминанием об ужасе, задевавшем края моих мыслей. Боль скапливалась, как далекий гром, пока не взорвалась бамбуковыми ростками, которые проросли под моими ногтями и пронизали все тело.

Мне хотелось кричать, но я не мог. Мне хотелось выть, извиваться и кусать бее вокруг, чтобы передать эту заразу, хоть как-то ее ослабить, но я не мог. Я смотрел в потолок, и мои глаза заволакивало красным, кожа слезала, кости расщеплялись. Сверху на боль опустился толстый слой онемения: руки, ноги, все тело стало мертвым и бесчувственным. Снизу в меня все глубже впивались бритвенные лезвия, битое стекло, канцелярские кнопки.

Я хотел дрожать, но не мог.

Меня подняли. Потолок приблизился и скользнул в сторону. Неожиданно передо мной возникло лицо Гатца, бледное и восковое, как у монаха, но усталое и блестящее от пота.

- Я сильно на него надавил, Эйв, - выдохнул он. - Не знаю, слышишь ли ты меня. Я сильно надавил. Я буду рядом, буду держать его сколько смогу. Я тебя прикрою.

Его лицо исчезло. Остались только чье-то кряхтение, потолок и боль.

- Давай передохнем, - сказала Мильтон.

Мир накренился, меня опустили на пол. В последний момент рука Гатца соскользнула, и я довольно сильно ударился. Голова перекатилась набок. Если бы я мог, то выругался бы и пополз назад. На меня смотрела Мэрилин Харпер.

Она лежала на полу с удивленным, даже испуганным видом. Ее руки были связаны, локти неудобно скручены. Волосы беспорядочно завесили ее лицо, красное и застывшее. Рот был приоткрыт, глаза выпучились. Во лбу зияла рваная дыра, из которой еще сочилась кровь.

- Жаль девку, - вздохнула запыхавшаяся Таннер. - Этот старик слишком крут, скажи, Супермальчик?

Гатц промолчал.

Харпер сверлила меня обвиняющим взглядом, и я не мог отвернуться. Я слишком долго прожил, цеплялся за жизнь, как эгоист, и к чему я пришел? Я не питал к ней теплых чувств, но она не заслужила пулю в голову от Кейниса Оурела. Такой смерти заслуживал я. Может, это была моя пуля.

Мои кости медленно сгорали дотла, а я ничего так не хотел, как просто отвернуться.

- Ладно, Супермальчик, - выдохнула Таннер. - Железный дровосек уже ждет. Даже правдоподобно, что Кейтса пришили здесь. Потащили, а то мне еще одеваться.

Меня понесли. Я хорошо видел вспотевшее плечо Гатца, слышал его хриплое дыхание и понимал, что моя жизнь в его руках. Если брат Уэст выйдет из-под психодавления слишком рано, он или убьет меня, или оставит медленно умирать. Сейчас все зависело от Кева Гатца. Я не боялся. Я был готов. Я хотел, чтобы скорей наступил конец.

Когда боль сожрала мое зрение и все вокруг почернело, я потерял сознание почти с радостью.

Я очнулся. В голове стояла муть. Вдали гудел ховер, люди кричали и стреляли. Надо мной что-то жужжало.

Красная боль испарилась как вода, но я ослеп. Меня куда-то везли. Мерный топот тяжелых сапог сливался с тихим жужжанием гидравлики. Я не мог вздохнуть, не мог пошевелиться. Я попытался вскинуть руки, закричать, стукнуть в стены своей тюрьмы… Ничего не вышло. Я даже не испугался. Я продолжал спокойно лежать и смотреть в темноту, слушая тяжелую поступь брата Уэста, который вез меня в Вестминстерское аббатство.

Я видел перед собой только глаза Мэрилин Харпер - широко раскрытые, вперившиеся в меня, как двадцать шесть таких же пар глаз. Старик, которого я застал в кафе на Мор-тон-стрит за завтраком; меткий выстрел превратил его нос в кровавую дыру. Братья-близнецы упали обратно в ховер и непонимающе смотрят на меня; их головы окровавлены. Женщина свисает со старой пожарной лестницы, не выпуская из рук пистолетов, - ее стопа застряла между перекладинами; она смотрит на меня, а ее кровь капает вниз. Все они были плохими людьми. Все мертвы. Всех убил я.

Не я спустил курок, но все равно убил Харпер я. Двадцать семь трупов за двадцать семь лет да еще все те копы, что в последнее время попались мне под руку. Сейчас предстоит платить по счетам.

Я прислушался. На самом деле я вряд ли ослеп: я знал, что в маленьком ховере, куда меня погрузили, как всех новообращенных, темно. Я не мог ни двигаться, ни дышать. Каждый мой нерв острым, как бритва, языком по-прежнему лизала жуткая боль. В мозгу крутились схемы и графики, которые мы выцарапывали где попало аккуратным почерком Кита и моими размашистыми каракулями. Скорее всего, меня погрузили в частный транспортный ховер, которые Электрическая церковь использует для перевозки грузов - некрасиво, если монахи, весело посвистывая, будут возить трупы по улицам. У Церкви свои воздушные маршруты, как у всех зарегистрированных религий. Впрочем, остальные вряд ли транспортируют мертвецов.